Полымя - стр. 67

Пальто Олег затолкал в отдельный мешок. Всего их набралось шесть – с годами люди обрастают вещами, потому что им все труднее от них избавляться. Олегу до этой стадии, хотелось верить, было еще далеко, и ставшие ненужными шмотки – чуть порванные или испачканные, но пригодные к носке, да просто разонравившиеся, – он выносил к мусорным контейнерам во дворе. Там, что надевается, вешал на ограду, во что обуваются, ставил подле нее. Через пару часов вещи исчезали, и он ни разу не видел, кто их уносит. Копавшихся в баках наблюдал часто, а вот чтобы кто проявлял интерес к развешанному на ограде или обуви, не доводилось ни разу. Но вещи исчезали, и не было в том никакой мистики, а значило только одно: кому-то они были нужны – по болезни крохоборчества или по крайней бедности.

Поступить так же с отцовским гардеробом было разумно, но абсолютно невозможно. Почему, Олег не смог бы объяснить, но было бы в этом что-то неправильное. И вообще, каково это – увидеть пальто отца на забулдыге, сшибающем у станции метро мелочь на опохмел? Нет уж.

Он сделал иначе – из романтических, идеалистических, да хоть бы и психопатических побуждений. Загрузил мешки в багажник «мазды» – два не поместились, их запихал в салон – и отправился за МКАД на полигон бытовых и строительных отходов, по которому днем и ночью в свете прожекторов елозили огромные желтые бульдозеры.

-–

На этом полигоне он впервые оказался на излете своей журналистской карьеры. Ведущая городская газета, откликаясь на поручение сверху, желала восславить усилия столичных властей по утилизации мусора. Облечь все в слова было поручено специальному корреспонденту Дубинину. И он поехал, и восславил со всем усердием. Но этим не ограничился. В популярном и очень «зубастом» либеральном журнале тиснул очерк о человеческом отребье, прибившемся к полигону.

Встретили его в журнале с объятиями, но материал к публикации приняли не сразу. После резановского фильма про обетованные небеса и паровоз, который доставит туда всех нищих телом, но не духом, всех обиженных, оскорбленных, обездоленных, довольно долго отношение интеллигентских масс к бомжующим было не по виду их и не по сути. Впрочем, такие были годы, когда на улице оказывались люди, того вовсе не заслуживающие – не пьяницы, не гуляки, не тронутые умом, а просто не вписавшиеся в новые экономические условия: потерявшие работу, обманутые строителями «пирамид», безоглядно поверившие посулам новых властей и получившие дефолтом под дых. Этих людей и впрямь впору было пожалеть, но сильные выкарабкивались, не требуя сочувствия, а слабые быстро превращались в то, что его недостойно. Во всяком случае, Олег пересилить себя не мог, у него жалости не было.