Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований - стр. 10

Британский историк, изучающий Россию и мировые империи, Доминик Ливен называет этот проект «либеральным национализмом» и попыткой воплотить концепцию «либеральной империи» [16]. До катастрофы Первой мировой войны могло казаться, что это реальная альтернатива не только поддержанию автократического царского режима, но и временно приглушенной в тот период революционной опасности. Это могло не только обеспечить России место в международной системе, но и должно было также разрешить ее внутренние проблемы, болезненным memento которых стали близкие события 1905 г.

Революция показала, сколь существенной была необходимость сохранения спокойствия на периферии, которая продемонстрировала тогда соединение двух ключевых факторов дестабилизации многоэтничного государства – требований национальных и социальных. Именно здесь, на окраинах более развитых, чем центр империи, населенных народами с наиболее сформированной национальной идентичностью, сгущались опасные явления. Этот деструктивный потенциал, проявившийся в 1905 г., идущий из Финляндии и Остзейских губерний через провинции бывшей Речи Посполитой до самого Кавказа, должен был прозвучать снова в 1917 г. (На это в своей классической работе указывал Ричард Пайпс [17], сравните c польским изданием: [18], также см.: [19; 20]).

Силы, грозящие империи разрушением, проявились именно на окраинах государства. Освободительные выступления были там особо интенсивны. Достаточно вспомнить, что четверть всех смертных приговоров, вынесенных за участие в революции 1905 г. пришлась на небольшое Царство Польское, а 15 % – на Остзейские губернии [19, с. 245]. Революционная угроза склонила власти в большем объеме использовать этнические столкновения на окраинах. Задействованы были не только антисемитские лозунги, но и, например, конфликт в Закавказье между армянским христианским, главным образом, городским населением и мусульманами-азербайджанцами, проживавшими по преимуществу в селах [19, с. 242–251; 20]. Зримым подтверждением силы и устойчивости этнического фактора стало присутствие в российской Думе 1905 г. многочисленного представительства нероссийского меньшинства [19, с. 251–257].

Российские националисты, как, например, главный идеолог и публицист того круга, ведущий автор влиятельной газеты «Новое время» Михаил Осипович Меньшиков, видели в этом постепенно уменьшающемся в следующих четырех Думах представительстве нерусских окраин предвестника повторения Россией сценария распада Первой Речи Посполитой и той роли, какую сыграл в её анархизации парламент. Носителем анархии и сепаратизма должны были быть поляки, заражающие ими другие народы империи. Особую опасность представляла идея обособленности украинцев («мазепинство»), поддерживаемая извне Австрией при помощи «ягеллонской диверсии», то есть поляков. Ответом на расцениваемую как разрушительная сила внутреннюю угрозу, проистекающую, в первую очередь, со стороны «польско-жидовской интриги», в борьбе за выживание государства должна была быть не модель «либеральной империи», а русский национализм [21].