Полустанок - стр. 2
Кем-то было замечено, что труднее всего простить самого себя. Не позабыть о совершённом – ибо пропасть разницы меж тем, когда ты просто затираешь память о дурном, и истинным прощением – слишком велика…
Разговор с другом
Война и голод, растянувшийся на век.
На век семьи простого человека.
Того, чей внук идёт в театр, в аптеку,
Берёт кредит, но слово «ипотека»
Звучит, увы, уже не для него,
А он ещё не видел ничего.
– Ты думаешь, это будет кому-нибудь интересно?
– Думаю, да.
– Ох, ты так уверена…
– Знаешь, я уже давно убедилась, что никакие легальные способы высечь из человеческой Души хорошие эмоции не запрещены!
– Разве то, о чём рассказываешь ты, – хорошее? Разве это не о плохом? Разве это всё – о правильном?
– Да как тебе сказать… Не всё правильно, но всё – правда.
Моя правда о том, как моя маленькая семья пережила первые три года двадцать первого века.
– Хватит ныть. Можно подумать, вам одним было плохо, а всем остальным – хорошо.
– Я не ною!
– Ноешь! И жалуешься! Строишь из себя невинную жертву обстоятельств.
– Да нет же! Ты всё не так понимаешь!
– А как? Как ещё я могу тебя понять?
– Вот, послушай! Мне не нравится, если люди отказываются от своих и чужих воспоминаний. Они, словно звёзды из стихов Маяковского, – кому-то нужны.
Я мало знаю о том, где и как мой отец был контужен. Вроде бы во время бомбёжки. Голодал. Учился в гимназии в Вильно. Папа здорово болтал на литовском и пел в костёле. Его однокашниками были братья Майоровы и Эдуард Марцевич, лучшим другом – Бутковский.
На большой перемене в гимназии мальчишки получали кусочек хлеба размером со спичечную коробку. Сверху им клали чайную ложку мятой картошки (не путать это несолёное серое месиво с пюре, которое делают на молоке и со сливочным маслом!). По дороге домой мой папа ловил голубей, которых потом ел. Ну, пока было кого ловить, конечно… А ещё я знаю по рассказам отца, как радостная бабка привела в дом с рынка козу, которую продал ей нереально дородный по военному времени мужик. Коза, как он уверял, должна со дня на день родить. В блаженном ожидании молока и козлёнка семья провела весь день и заснула чуть ли не с пенкой вожделенного молока на устах…
Но с утренней прогулки по местному кладбищу почти прозрачный белоголовый мальчик привёл худую животину, едва удерживающую на весу рогатую голову. Солёная вода, которой напоили несчастное животное, недолго распирала её изнутри…
Часть детства папа провёл один, без родителей, среди «зека» на строительстве Цимлянской ГЭС… Разве в эти крохи способна уместиться жизнь?
Я слишком мало знаю и о маме. Она пряталась под столом от страха во время налётов немецких бомбардировщиков, а старшая сестра съедала её пайку хлеба, уверяя, что всё отдаст после войны.