Полукровки - стр. 36

Когда мы въехали, под полом кухни жила рысь, в насосной – еноты, в кустах повизгивали койоты.

Как только они почуяли, кто приехал, все нашли себе логовища получше. Даже мыши и крысы поняли, что надо держаться подальше и забыть о лошадях. Псы будут щетинить шерсть на загривке, лаять, предупреждая хозяев, но лошади просто смотрят своими большими глазами. Следят за каждым твоим шагом. И если им не найдется тихого места, чтобы скрыться, они нападают, бьют передними копытами.

Мы у них в крови, догадался я. Или были у них в крови.

Давай, лошадка. Беги.

Я поймаю тебя потом.

Чтобы не дать Либби вцепиться в глотку Даррену, я натянул штаны и пошел проверить, не осталось ли перьев на дворе. Оставшийся от филина клюв был чистым, черным и блестящим. Я надел его на пальцы, изобразив осьминога и щелкая клювом в воздухе.

Будто я видел осьминога кроме как в передачах о природе.

Как вервольфы не лазят по деревьям, хотя у нас есть зубы и когти, так мы не заходим в океан. Даррен попытался однажды, когда мы впервые оказались во Флориде, еще не выйдя из волчьего обличья, но проиграл, ему пришлось выбираться, колотя лапами по воде от перевозбуждения. Он зашел лишь по колено. Среди вервольфов даже такая глубина считается крутой.

Оставь воду рыбам, деревья – кошкам.

В ожидании «Своей игры» я обшарил кухню в поисках сэндвича, в конце концов мне пришлось обойтись пластиковой ложкой арахисового масла из магазина, посыпая его сахаром после каждого лизка, и с каждым разом его оставалось все меньше и меньше.

Даррен просто спал и засыпал все глубже.

Я лизал мое арахисовое масло и смотрел на него. Его указательный палец блестел. Не из-за натянутой на ране кожи, скорее из-за мази с антибиотиком, который он в конце концов намазывал толстым слоем, поскольку волчья слюна не справлялась.

«Своя игра» была повтором. Я знал все ответы и повторял их в голове ради подтверждения.

Через час я был в ванной с зажигалкой, вытягивал язык, глядя в зеркало шкафчика.

Он был чернее обычного или мне казалось? Чуть более плоский? С темной полоской посередине? Мне было труднее говорить?

К трем Даррен все еще не проснулся.

Я включил второе «Колесо Фортуны» громче, так что каждый поворот большого колеса заполнял комнату, как грохот вагончика американской горки перед остановкой.

Ничего. Никакой реакции.

Даже из задней спальни. А Либби специально держала рядом с кроватью швабру, чтобы колотить в стену.

Я беззвучно подошел к переднему окну.

Никакого «Датсуна» 14 носом к востоку. И «Датсуна» 41 носом к закату.

Я заглянул из коридора в спальню Либби, раздувая ноздри, словно учился принюхиваться.