Полукровки - стр. 3

Так я представлял ее живой.

– Это не пулевая рана, – сказал Дед, спуская рукав. – Пуля в передней лапе для вервольфа все равно что пчелиный укус. Это похуже.

– Хуже? – спросил я.

– Болезнь Лайма [2]? – сказал Даррен.

Дед даже не глянул на него.

– В волчьем облике болезни тебя не трогают, – сказал он мне. – Кровь слишком горячая для этой заразы, кори, оспы и рака.

– Свинцовое отравление? – подбодрил его Даррен.

– Когда волк обращается назад, в человека, он выдавливает из себя весь этот свинец, – ответил Дед без веселья в голосе. – Если только не в кость. Тогда пуля обрастает костью, как жемчужина.

Даррен пожал плечами, снова слушая.

– Так что тогда? – спросил я, поскольку кто-то должен был спросить.

– Клещ, – сказал Дед, показывая двумя пальцами, насколько мал клещ.

– Клещ? – спросил я.

– Клещ, – ответил Даррен.

– Наверное, сидел в той жирной оленихе, которую я завалил ночью накануне, – сказал Дед. – Тот клещ сменил дохлого носителя на другого, с живым сердцем.

– А когда он обратился назад в человека, – сказала Либби, выпрямившись у стола с моим выцветшим рюкзаком в руке, чтобы забросить меня в школу по дороге на работу, – когда он снова обратился, когда волосы вервольфа втянулись ему под кожу, обвившись вокруг костей или где там еще, они втянули за собой клеща, верно?

– Ты помнишь, – сказал Дед, откинувшись в кресле.

– Это как по втягивающемуся флагштоку карабкаться, – сказал Даррен, вероятно, цитируя историю так, как Дед в последний раз ее рассказывал. Он скучно перебирал руками, изображая карабканье по флагштоку. Бутылка в его руках наклонилась, но не проливалась.

– Для этого есть слово «внедряться», – обратилась Либби прямо ко мне. – Это когда что-то почти вошло в кожу – щепка, зуб…

– Клещ, – вмешался Дед. – И я не мог до него добраться. Вот в чем дело. Я даже увидеть его не мог. А твоя бабушка, она знала, что круглые такие клещи набиты детьми. Она сказала, что если она выковыряет его иголкой, лопнет его, то дети разбредутся по моей крови и станут как арбузные семечки у меня в брюхе.

– Это не так происходит, – сказала мне Либби.

– И ты пошел к врачу, – перебил ее Даррен. – В город.

– Док накалил на зажигалке крючок вешалки, – сказал мне Дед, пытаясь перехватить инициативу, будто бы верно только он рассказывает, – и он… – Он изобразил, будто вонзает в себя раскаленный крючок и вращает его, словно помешивает в небольшом котелке. – Вот почему тут шрам, и я не позволил ему забинтовать или зашить рану. Ты ведь понимаешь почему, верно?

Я переводил взгляд с Либби на Даррена. Оба кивнули на Деда – это была его история, в конце концов.