Полукровки - стр. 28
– Ты кладешь ее в пакет, – говорит репортер.
– Самый маленький, насколько только можно, – говорит дядя. – Чтобы облегчить переезд, верно? И ничего не расплещешь, и рыбка, может, живьем доедет, да?
В блокноте, который он держит так, чтобы дядя не видел, репортер пишет: рыбка.
– Но знаешь что еще? – говорит дядя репортера еще тише. – У волков, вервольфов вроде нас, зубы больше, чтобы есть, глаза острее, чтобы видеть, и когти тоже. Все больше, даже желудки, поскольку мы едим больше, мы же не знаем, когда очередная еда подвернется.
В блокноте репортера появляются четыре тщательно нарисованные полосы, которые могут быть следами когтей.
– У нас все больше, кроме мочевого пузыря, – многозначительно говорит дядя. – Знаешь, почему собаки всегда мочатся на коврик? Потому что сдержаться не могут. Потому что не созданы для житья в доме. Они созданы для того, чтобы жить снаружи и все всегда описывать. Они так и не отрастили себе большой мочевой пузырь, поскольку нет очередей, чтобы поссать на дерево. Просто идешь к другому дереву. Или писаешь, где стоишь.
– Но вервольфы не собаки, – говорит репортер.
– Чертовски верно, – говорит дядя, удовлетворенно откидываясь на койку, словно только что испытывал репортера. – Но кое-что у нас общее. Как «Корвет» и «Пинто» [6] оба имеют бензобаки.
Пинто – такая масть лошади. Пегая. А «мустанг» – машина [7].
В блокноте – ничего.
– Вот что я хочу сказать, – говорит дядя, сузив глаза до прицела, чтобы показать, насколько серьезна эта информация на «отлично» с плюсом, – если ты превращаешься с шестью кружками пива внутри или шестью колами, эти шесть банок пива или колы надо сначала вылить из себя, а не пытаться впихнуть их в два пакета с рыбкой, понятно?
Репортер пытается вспомнить следующий вопрос.
– У нас еще остались те баллоны? – кричит в кухню дядя репортера, чтобы продемонстрировать урок.
Баллоны? – пишет в блокноте репортер.
Его тетя отвечает грохотом по линолеуму – машинка номер три. Она врезается в ножку стула, она лучшая, она выжила.
– «Корвет», – говорит дядя репортера, кивая на машинку, словно это подтверждает его слова.
Прежде чем репортер успевает вспомнить третий вопрос, из-за стойки, отделяющей кухню от жилой комнаты, выскальзывает тетя. Она опирается рукой на стойку, босой ногой задвигает стул под стол, и две красные пластиковые чашки, что стояли на столе, на миг взлетают в воздух, затем становятся на место.
В этот момент замедлившегося времени репортер смотрит на свою тетю. Лицо ее перемазано черным из-за тысяч крошек горелых тостов, и в глазах ее что-то такое, чего репортер определить не может. Если бы это было во время тестирования, когда ты должен дать какой-то ответ. Чтобы тебе хоть немного поверили, он бы написал «тянущийся». Ее глаза «