Размер шрифта
-
+

Полубрат - стр. 65

Отец гребет домой. Остаток дня он молчит. Аврора накрывает поесть. Арнольд не может. Он укладывается пораньше. Все качается. Он привез волны домой. Кровать – лодка. Она уносит Арнольда прочь, к вехам мечтаний.

На другое утро отец будит его спозаранку. – Найдешь привязки, – говорит он. Они выходят в море. Миновав мол, отец меняется местами с Арнольдом и отдает ему весла. Арнольд гребет. Волны напирают. Арнольд гребет и смотрит. Отец не отрывает от него глаз. Весла ковыряют поверхность воды, как огромные, гладкие ложки. Арнольд оглядывается и смотрит на сушу. Вехи стоят абы как. Они поменялись местами. Столб заслонил флагшток, маяк ушел в воду, волны стесывают мол, камень за камнем. Все незыблемые приметы развезло по сторонам. Арнольд думает: «Моя вешка везде! Мир вокруг моя привязка! Мой кривой нос укажет мне направление». Отец встряхивает его за плечо: – Дальше! – И Арнольд гребет дальше. Он принимает решение. На этот раз он сдюжит. Он – гребец, Арнольд-загребало! Он гребет наперекор течению. Через волны. Он гребет в шторм. Весла не ложки, нет, они деревья! А их крона – лопасти, которые откидывают небо назад. Но вех он не видит. Их нет. Значит, спокойно стоять на месте не может никто и ничто? Ветер точит их скалы, и скоро останется только пыль на воде, вроде мушиных какашек на стекле. Отец что-то кричит, но не слышно. Он тычет во что-то, но ничего не видно. Арнольд гребет сквозь дождь и пену. Он гребет с открытым ртом, хлебает моря и извергает его обратно, того моря, на дне которого он стоял и где выносил свои планы. Отец спихивает его с банки, отнимает весла и снова сам гребет к дому. Арнольд валяется под его черными сапогами. Он обдулся. Всхлипывает. Отец толкает его ногой: – Ты что, белены объелся? Хочешь разнести мою лодку в щепы? – Арнольд ничего не может выговорить. Отец гребет затяжными взмахами. Гребет и матерится. Арнольд поднимается и в удивлении видит, что на море штиль. Аврора ждет на молу. Темная, терпеливая фигура. Арнольд сходит на берег навсегда. Он идет за матерью к дому и слышит смех мальчишек у школы. – Плюнь, – шепчет мама. – Я и плюю, – говорит Арнольд, стискивая зубы. – Опять развезло? – спрашивает мать. Арнольд молчит. Он сухопутный краб среди воды. Островитянин с морской болезнью. – Точь-в-точь мой отец, – говорит Аврора. – Его каждый раз укачивало до рвоты. – Она хохочет, смех необычный, и берет его за руку. Арнольд молчит, поскольку не понимает, угроза это или утешение. Нет, не угроза, но утешение слабое.

Как-то Арнольд потрошит на пристани рыбу. Отец в море. Арнольд поднимает нож. Тяжелый, оттягивает руку. Время тянется безотрадно. Старики сидят глазеют на Арнольда. Шепчутся об этом недоделке Нильсенов. В сотый раз рассказывают те же истории, что всегда. Но скоро они смогут разбавить их россказнями про Арнольда. А происходит вот что: они на секунду отворачиваются, может, в сторону досужего шептуна Кручины, который спешит попотчевать их свежими гадостями, и в этот миг Арнольд роняет нож, тот входит в палец по кость, так что палец повисает на тонкой ниточке, на волоске мяса, мальчик не кричит, он молчит и в ужасе смотрит на кисть, на указательный палец, из которого толчками бьет кровь, большими плюхами, и слышит, как нож входит в мостки, все вскакивают, Кручина орет так, что слышно всему острову: – Колесо отхватил себе палец! Колесо отхватил себе палец!

Страница 65