Полночная ведьма - стр. 2
На многих из присутствующих начинает сказываться жара летнего дня. Море черных траурных одежд словно колеблется: дамы шатаются в своих плотных платьях, ибо тугие корсеты мешают им вдохнуть воздух, которого в этой духоте и так мало. Тут и там вяло двигаются веера. Мужчины чувствуют себя не лучше в цилиндрах, и то один, то другой временами оттягивают с шей накрахмаленные воротнички. Неослабевающая жара этого лета, лета 1913 года, отнюдь не способствует хорошему самочувствию тех, кто одет, как подобает на похороны высокопоставленного лица. Даже запряженные в карету лоснящиеся вороные кони, хотя они и стоят в тени старого тисового дерева, нервно переступают с ноги на ногу и трясут головами, так что выкрашенные в черное страусовые перья на их уздечках подрагивают на фоне неуместно жизнерадостного сияния солнца.
Я чувствую, как пальцы матушки, сжимающие мою руку в черном креповом рукаве, впиваются еще сильнее. Матушка выглядит совсем слабой, и это тревожит.
– Мама? – шепчу я, наклонившись так близко к ее уху, как мне позволяет обвитая черной вуалью шляпа.
– О, Лилит, моя дорогая, боюсь, мне немного дурно.
И вдовствующая герцогиня чуть не падает.
– Фредди! – кричу я брату, который стоит всего в нескольких шагах от нас, но выражение на его лице таково, словно он находится в совершенно ином мире. – Фредди, ради бога, помоги маме.
– Что? Да, да, конечно. Полно, мама, обопрись на меня. – Он изгибает губы в подобии улыбки и обнимает матушку за тонкую талию. – Теперь уже недолго, – шепчет он и добавляет: – Скоро все закончится, – обращаясь будто к себе.
Я окидываю взглядом эту мрачную пару: мою побледневшую матушку и не менее бледного брата и гадаю, хватит ли у меня сил заботиться о них. Им нужно, чтобы я была сильной. Чтобы я заняла место отца. Но как я смогу это сделать? Как? Жизнь матушки так долго всецело контролировал муж. Она столько лет носила титул герцогини, теперь же она должна научиться смотреть на себя по-другому. Теперь она просто леди Аннабель. Этот современный, быстро меняющийся мир ставит ее в тупик и представляется ей совершенно нелогичным, а кроме того, над нами нависла угроза войны. Матушка похожа на потерявший управление корабль, и я должна стать ее тихой гаванью. Это так похоже на нее – настоять на пышной и продолжительной церемонии похорон. Она вникала в каждую деталь: от количества и сорта лилий до родословной запряженных в нашу карету лошадей и общего вида траурных ливрей лакеев на запятках. Я понимаю, что она абсолютно уверена, будто точно знает, чего именно хотел бы ее любимый Роберт. Она думает, что как вдова герцога обязана исполнить его волю. Как бы остро она ни переживала свое горе, она ничем этого не выдаст. Какой бы потерянной она себя ни чувствовала, она останется олицетворением стоического достоинства. Лишь самые близкие будут знать, как она страдает. Я понимаю – сейчас матушка хоронит не только своего обожаемого супруга, но и бо́льшую часть себя самой. Фредди и я будем жить в большом мире, у каждого из нас будет собственная жизнь, матушка же так и останется в своем привилегированном чистилище. Так будет отныне и до смертного часа, больше не герцогиня, больше не жена.