Полночь в Часовом тупике - стр. 6
32 000 км из Лондона и обратно через Тегеран, Калькутту, Токио, Сан-Франциско и Нью-Йорк
«А я вот со своим верным Алкионом не готов на такие подвиги!»
Он поднял листочки с пола и, пока складывал их по порядку, решил, что нужно поинтересоваться у Кэндзи, правдива ли информация в статье. В самом деле японские дороги так хороши, как это утверждает редактор? Он представил себе, что катит на велосипеде где-то у подножия Фудзиямы, среди вишен в цвету, бесконечно далеко от будничной работы в магазине и вообще от Франции, взбудораженной новым витком процесса над Дрейфусом: военный совет, признав ряд смягчающих обстоятельств, тем не менее объявил его виновным и приговорил к десяти годам тюрьмы. Президент республики, Эмиль Лубе, который стремился к мирному урегулированию конфликта, даровал ему помилование, но этот поступок вызвал брожение умов и волны ненависти, поскольку помилование невозможно без очевидного признания вины.
Виктор постарался успокоиться и умерить свое возмущение. Что толку себя накручивать, он все равно никогда не покинет двух самых любимых в жизни женщин. Он разглядывал нагруднички, крошечные платьица с рюшечками, кружевные чепчики, исчерканный закорючками букварь. Сердце болезненно сжалось: он вдруг осознал, как быстро растет Алиса. Она развилась очень рано, уже бойко разговаривала, тем более что родители постоянно читали ей вслух, и от них не отставал дядюшка Жозеф, пересказывающий ей свои романы, и тетушка Айрис – та подарила ей два сборника своих сказок с иллюстрациями Таша. Единственное, что ей не давалось, так это произношение звука «ж», который она произносила как «з»: обозаю, зуззит, позалуста. Кроме ярко выраженного дара слова, она проявляла еще явную склонность к рисованию. Ее любимыми темами были: Кошка в засаде (длинная воронка, круглая мордочка, ушки-галочки, а рядом огромная бабочка) и Виктор (огородное пугало: ручки-палочки, ножки-прутики, на голове воронье гнездо, украшенное невероятной формы шляпой).
«Два года уже прошло, – философски отметил Виктор. – Вскоре она оставит отчий дом, выйдет замуж, у самой дети пойдут…»
Уносясь в потоке мыслей, Виктор даже и не подозревал, что бывший извозчик по имени Луи Барнав в эту же минуту тоже терзался тревожными размышлениями о быстротечности времени.
«Ну и утречко! Вместо того чтобы храпеть как слон, я тут с похмелюги хожу маюсь, аж все нутро выворачивает».
Он заглянул в общий нужник на своем этаже, затем попил из крана в коридоре и вернулся в комнату.