Полка: История русской поэзии - стр. 21

В «Вечернем размышлении…» аргументом в пользу величия Творца является огромность и сложность мира. Причём автор – одновременно вдохновенный ритор и въедливый естествоиспытатель: одна его ипостась переходит в другую.

Ода 9. Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния. Писарская копия 1751 года с поправками[45]

(Примечательно, кстати, что это – единственное стихотворение, в котором Ломоносов пользуется только мужскими рифмами.)

В «Утреннем размышлении…» предмет поэтического восторга иной. Ломоносов смотрит на солнце глазами физика – и видит мощный и в то же время опасный и несоразмерный человеку мир. Но этот мир оказывается парадоксально связан с человеческим:

Ломоносов был учеником Христиана Вольфа[46] и, следовательно, последователем Лейбница и верил в целесообразность всего сущего; конечной же целью является человек, обладатель бессмертной души, исполнитель воли Бога, который для Ломоносова прежде всего – сверхгениальный механик, создатель сложно организованного творения.

В псалмах, которые Ломоносов начал перекладывать в том же году (но отказался от замысла переложить всю Псалтирь, столкнувшись с расхождениями в церковнославянском и греческом переводах), его религиозное чувство более традиционно, хотя, несомненно, связано с личным опытом; псалмы царя Давида русский поэт и учёный проецировал на академические конфликты и дрязги, в которых он участвовал со всем своим огромным темпераментом:

Именно эта часть наследия Ломоносова (к которой надо добавить и «Оду, выбранную из Иова» – с характерным для Ломоносова упоением масштабом и сложностью бытия) стала по-настоящему популярна. Ломоносовские переложения псалмов (их всего восемь) пелись бродячими певцами наравне с духовными стихами XVI–XVII веков.