Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике

Выполнено при поддержке РГНФ, исследовательский проект «Массовая политика в России: институциональные основания мобилизации, представительства, участия и действия», 13-03-00338.

См., например: [Alvarez-Junco, 2002; Andersen, 2009; Baudrillard, 2002; Borch, 2012; Campbell, 2012; Geissel, Fiket, 2011; Hooghe, Marien, 2013; Keren, 2010; McHale, 1995; Mettler, Soss, 2004; Sieja, 2012; Studlar, McAllister, 2006; Welzel, 2008; White, 2009; A new engagement?, 2006; Казинцев, 2010; Карпухин, Макаревич, 2001; Мурейко, 2008; Пензин, 2004; Рейнгольд, 2006; Хардт, Негри, 2006; Хевеши, 2001; Шуровьески, 2007; Яковенко, 2009].

Что‐то похожее происходило в европейской истории 1500–1700 гг., когда «обычные люди, разбивая эксклюзивные претензии своих правителей на политический и культурный суверенитет и смело вступив на юридически закрытые для них политические арены, помогли сформировать культурный и политический ландшафт современной Европы» [the Brake, 1998].

Об этом ярко написал П. Вирно [Вирно, 2013, с. 9–14].

Теория массового общества интенсивно развивалась многими интеллектуалами. Но суждения о нем были противоречивы – от элитарной критики омассовления, «тирании масс» (И. Бентам, Ф. Ницше, О. Шпенглер, Н.А. Бердяев, X. Ортега-и-Гассет и др.) до, напротив, защиты массового общества от элитарной критики (К. Мангейм, Х. Арендт и др.) и попыток дать ему позитивную оценку, подчеркивая интеграцию людей в систему институтов массового общества, преодоление социальных антагонизмов и создание более социально однородного общества (Д. Белл, Э. Шилз и пр.) В конечном счете было признано, что это понятие мало что дает для понимания общественных процессов, и от него практически отказались. Ч. Тилли пишет, например, что «анализ в традиции массового общества, от которой теперь в значительной степени отказались, рассматривает тоталитаризм и демократию как следствие разных степеней и форм интеграции между обычными людьми и обществом в целом» [Tilly, 2001, p. 23].

В наши дни в электоральных исследованиях сохраняется задача не просто оценки уровня поддержки партий, но и структурирования ее сторонников по степени приверженности.

Например, известный журналист В. Третьяков пишет о массовой политике как о «масскультовой» политике, в которой «максимальный популизм формы (включая избирательные процедуры) оторвался от максимальной закрытости принятия важнейших решений» [Третьяков, 2013].

О возможности выделения «состояний общественного сознания» полемизировали Б.А. Грушин и А.К. Уледов [Грушин, 1967; Уледов, 1968, c. 267–268]: Б.А. Грушин предпочитал разговор о «формах» и «уровнях» общественного сознания, тогда как А.К. Уледов вводил интегральное понятие «состояния», опираясь на «установки» Д. Узнадзе [Узнадзе, 2001].

В ряде случаев используется расширительное понимание элиты как «идеально-типической» категории, т.е. исследовательского конструкта [Гудков, Дубин, Левада, 2007, c. 4]. Тем не менее в выстраиваемом нами ракурсе мы опираемся на иное представление об элите, и это является естественным следствием того, что мы исходим из существования одновременно многих масс и неавтократической структуры власти.

Актуальность проблемы для России диагностировали Ю. Левада, Л. Гудков и Б. Дубин, отмечавшие, что в советском обществе была сформирована «эрзац-элита», а после крушения советского государства новая, настоящая элита не сформировалась [Гудков, Дубин, Левада, 2007].

Статья выполнена в рамках проекта «Массовая политика в России: институциональные основания мобилизации, представительства, участия и действия» (грант РГНФ 13-03-00338/13).

Среди них – французский исследователь Бернар Манен, автор известной книги «Принципы представительного правления», вышедшей в 1997 г. и переведенной на русский язык в 2008 г. [Манен, 2008].

Надя Урбинати является автором фундаментальной монографии на тему представительной демократии [Urbinati, 2006 b].

Позиции данного направления в современной теоретической дискуссии излагает в своей статье английский исследователь Дэвид Чендле [Chandler, 2014].

Исследовавший мотивации электорального поведения в ходе репрезентативных социологических исследований ФОМа Г.Л. Кертман определяет существующую в России модель электорального выбора «плебисцитарно-альтернативной», рассматривая ее как результат «адаптации традиционалистской политической культуры к институциональным инновациям» [Кертман, 2011, c. 106].

Хотя следует оговориться, что политические движения в нашей стране зачастую создаются сверху и служат не средством представительства интересов, а способом мобилизации с целью легитимации существующего режима.

Выполнено при поддержке РГНФ, исследовательский проект «Массовая политика в России: институциональные основания мобилизации, представительства, участия и действия», 13-03-00338.

Исследовательница в знак солидарности со всеми угнетенными нарочито писала свое имя не с заглавной, а с маленькой буквы.