Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах - стр. 19
И злятся, когда историк предъявляет им список из десяти позиций, ссылаясь на то, что трактовки различаются. Это внимание преимущественно к «общепринятым» книгам приводит к тому, что некоторые политологи заимствуют устаревшие идеи и объяснения историков. В то же время ряд объяснительных концепций, родившихся в рамках исторической науки, может представлять интерес для современной политологии, в частности рассуждения историков относительно типологии империй и последствий распада различных имперских образований.
Интерес историков к империям заметно оживился в конце ХХ в., во многом в связи с развалом СССР4. В 1990-е годы именно механизмы развала империй были в фокусе внимания историографии. Чаще всего эта тематика осмысливалась через призму теорий национализма, которые стали столь популярными в 1980-е годы. Рост периферийных национализмов и считался одной из главных причин крушения империй в ХХ в. На рубеже 1990-х и 2000-х годов историки переформулировали исследовательские вопросы: их стало больше интересовать, что делало империи столь устойчивыми в течение столетий, как была устроена система имперской власти. Похоже, теперь историки возвращаются к теме распада империй, отчасти в рамках исследовательских проектов, посвященных приближающемуся 100-летию со времени начала Первой мировой войны. И разумеется, сегодня они видят механизмы распада империй иначе, чем в начале «бума империологии».
Вообще, за последние несколько лет многие привычные подходы к истории империй были подвергнуты ревизии. Во-первых, мы пересматриваем традиционные способы классификации империй. До сих пор морские империи обычно противопоставлялись империям континентальным, а традиционные – модерным. При этом качества модерности, как правило, приписывались морским империям, а континентальные империи описывались как традиционные. Со временем историки обратили внимание, что именно в колониальных владениях британцы сохраняли намного дольше, чем в метрополии, многие черты «старого порядка» [Cannadine, 2001]. Другие империи, причисляемые к модерным, также сохраняли много традиционных черт в колониальных владениях. С другой стороны, было отмечено, что все европейские континентальные империи, с большим или меньшим успехом, разными путями шли по пути модернизации, что ставит более общий вопрос об уместности использования понятия «модерность» в единственном числе [Eisenstadt, 2000; Sachsenmaier, Riedel, Eisenstadt, 2002].
Нетрудно заметить, что и разделение на морские и континентальные империи не слишком удобно. Вполне соответствуют модели морской империи только Португалия и Голландия с небольшой однородной европейской метрополией и значительными заморскими владениями. Метрополии Британии или Испании, которые чаще всего вспоминают, говоря о колониальных империях, на самом деле представляли собой сложные имперские структуры. Англия выполняла роль имперского центра в отношении Шотландии и Уэльса, Кастилия – в отношении Страны Басков, Каталонии и других периферийных королевств полуострова. В том числе, в течение некоторого времени в отношении Португалии, когда та была частью Испании. Франция имела значительные колониальные заморские владения, но также пыталась осуществить в наполеоновскую эпоху захватывающий дух проект континентальной имперской доминации в Европе. Причем в этот период Франция была готова пожертвовать важными заморскими владениями ради экспансии на старом континенте. Сама же Франция также представляла собой композитное политическое образование, далеко неоднородное в культурном и языковом отношении. Определению континентальных империй вполне соответствуют Австрийская империя Габсбургов, Османская империя и, с небольшими отклонениями, Россия, у которой были заморские владения в Русской Америке. Германия и Италия под флагом национального ирредентизма занимались строительством композитных политий в Европе. При этом они часто апеллировали к имперской традиции – в немецком случае – к традиции Великой Римской империи германской нации, в итальянском – к античному Риму, а также к имперским традициям Венеции и Генуи. Оба государства активно ввязались в схватку за колонии, в том числе и потому, что с помощью колониальной экспансии рассчитывали решить проблему укрепления национального единства. А Германия, как мы слишком хорошо помним, в ХХ в. дважды пыталась осуществить имперскую экспансию в европейском пространстве. То есть Германия, Франция, Италия сочетали черты континентальных и морских империй с постоянно меняющимся во времени соотношением значимости этих компонентов.