Политическая наука. 2017. Спецвыпуск - стр. 44

Сопутствующий этим процессам «кризис демократии» также генерирует появление теорий, в названии которых префикс «пост‐» становится обязательным. Если считать точкой отсчета дискуссий на эту тему хрестоматийный доклад «Кризис демократии» для Трехсторонней комиссии в 1975 г., [Crisis of democracy… 1975], становится понятно, что середина 1970‐х стала определяющим временем для политэкономической истории XX века. Именно тогда диагностируется начало долгосрочной понижающей волны, вобравшей в себя не только экономику, но и политику. Кризис 2008 г. и современное состояние мировой экономики стали ее закономерными производными. Взгляд через оптику западноцентричных идеологических парадигм показывает, что в течение четырех десятилетий после Второй мировой войны правила игры устанавливала классическая либеральная демократия. Происходило «укрощение рынков», их ограничение с одновременным расширением социального обеспечения. Одновременно создавалось защищающее средний класс трудовое законодательство. Но в 1970‐х годах капитализм начал ускользать от регулирования, отодвигая национальные границы государств [Blyth, 2016, p. 172]. В результате правила игры для отдельных стран и системы в целом стали устанавливать ТНК, финансовые корпорации, венчурные инвесторы и волатильные по своей природе рынки капитала. Попытки написать «мировую политическую конституцию» предпринимались именно этими, изначально внеполитическими акторами. В этой связи обратим внимание на работу британского социолога Колина Крауча с симптоматичным названием «Постдемократия».

Крауч, как и Мейсон, акцентирует внимание на классовой структуре общества, маргинализации профсоюзов и левых социал-демократических движений в целом. Постдемократия, по Краучу, пессимистичная реальность, «в которой растет разрыв в доходах между богатыми и бедными… а политики отзываются в первую очередь (во вторую и в третью тоже. – А. К. и В. И.) на запросы горстки вождей бизнеса, чьи особые интересы становятся содержанием публичной политики» [Крауч, 2010a, 39]. Следствием такой ситуации стала замкнутость политики на самой себе и ее нацеленность на связи с крупными экономическими агентами (корпорациями) в ущерб главной задаче ортодоксальной демократии – реализации интересов граждан через политические программы и действия. Принципиально изменить реальность невозможно, поэтому Крауч призывает научиться «работать с постдемократией, смягчая ее, совершенствуя и иногда бросая ей вызовы» [Крауч, 2010a, 27].

Достаточно наглядна схожесть рецептов Мейсона и Крауча: улучшение ситуации возможно через сетевую активизацию гражданских инициатив, в том числе международного характера. Последнему обстоятельству Крауч придает решающее значение. Однако и здесь мы имеем дело, скорее, с умозрительными построениями. Постдемократия Крауча основана на презумпции равносильной постнациональной политике, ограничивающей влияние экономических корпораций. Такая политика должна иметь международный характер, так как в рамках государств действия будут недостаточно эффективными. Он подчеркивает, что речь не идет о замене классических партий и формальных демократических процедур. Однако постдемократия может «стать важным источником новой энергии масс в системе, которую без этого полностью курировали бы политические и деловые элиты» [Крауч, 2010b].