Политическая наука №2/ 2018 - стр. 23

Это равенство внутри полиса, подчеркивает Арендт, имеет мало общего с современной идеей эгалитарности. Хотя античное равенство предполагало, что гражданин имеет дело только с равными себе, считалось само собой разумеющимся наличие «неравных», которые составляли большинство населения в городах-государствах. «Неравные» – женщины и рабы – шли по одной статье, вместе они образовывали семейство, вместе держались в тени или даже потаенности, но не просто потому, что были собственностью, а потому, что их жизнь была «трудовой», определяющейся и вынуждаемой «низкими» функциями тела [Арендт, 2000, с. 41–42].

Арендт заключает, что для Античности решающим было то, что все приватное есть лишь «приватное» (т.е. то, чего человек лишен), что человек в нем, как показывает само это понятие, живет в состоянии экономического принуждения, обыденности, т.е. отсутствия высших возможностей и способностей. У греков тот, кто не знал ничего кроме приватной стороны жизни, кто подобно рабам не имел доступа к общественному, или, подобно варварам, даже не учреждал публичную сферу, собственно человеком и не был [там же, с. 51]. Таким образом, Арендт, которую трудно заподозрить в склонности к гендерному анализу (а в этом ее неоднократно упрекали поборницы феминизма [Диц, 2005, с. 323]), очень четко обозначает границу того феномена политического, которое возникало в древнегреческих полисах, осмыслялось античными философами и в чем‐то стало матрицей для современных представлений о политическом как таковом. Эта граница у Арендт пролегает между сферами публичного – маскулинного, где бытуют свобода, равенство, право голоса, и приватного – феминного, где господствуют необходимость, неравенство и насилие.

Но в такой конструкции гендер служит не просто границей сфер публичного, политического и приватного, он еще и показатель, или измеритель, их качественного состояния. В одном случае, зоны соперничества, конкуренции голосов равных и свободных граждан; в другом – зоны господства главы семейства и «до-политического принуждения», в котором он держал своих домочадцев.

Арендт отмечает, что после распада Римской империи, в эпоху Средневековья, политическое, как публичное, по сути вытесняется полем религиозного, взявшего на себя функцию определения общих целей. Возвращение политического на круги своя начинается в Новое время. При этом происходит его серьезная коррекция. Арендт уточняет, что эта коррекция была результатом возникновения в этот момент общества как такового. Почему? С выходом «домохозяйства» и «экономических»