Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России - стр. 26
Второй сюжет профильной дискуссии касался соотношения ценностного и структурно-функционального подходов к дефиниции. Во многом диссонирующее звучание термина было определено слабой укорененностью функционального подхода в отечественной политической мысли [Тощенко, 2008].
Для прояснения теоретических контекстов элитологии существенное значение имели публикации Г.К. Ашина, который подверг детальному анализу теоретический потенциал классической и современной элитологии, предложив ряд продуктивных подходов к систематизации эвристического потенциала этого наследия [Ашин, 2006]. Предметом исследований в работах Ашина стали содержательная и функциональная специфика элитологии в системе социального знания; генезис элитологии и ее типология; методологические установки элитизма; история российской и американской элитологии. Существенное внимание Г.К. Ашин уделил исследованию возможностей совмещения элитистской парадигмы с демократической, изучению истории, теории и практики элитного образования в США и европейских странах.
Близка этому подходу тематика работы А.П. Кочеткова, который рассматривает исторические и современные практики взаимодействия элитных и массовых групп на различном материале, уделяя особое внимание влиянию элит на характер политического режима применительно к российским реалиям в условиях перехода мирового сообщества в глобально-информационное общество [Кочетков, 2009].
Вклад В.Г. Ледяева в прояснение теоретических аспектов дискуссии определяется, прежде всего, содержащимся в его работах основательным анализом классических и современных концепций власти [Ледяев, 2000; Ледяев 2008; Ледяев, 2010; Ледяев, 2012]. В последних по времени публикациях В.Г. Ледяев обращается также к анализу современного российского политического режима. Осуществленный с помощью трех базовых концептов – господства, конфигурации форм власти и эффективности власти, – этот анализ выявляет противоречивость административно-политического класса в качестве субъекта политического господства.
Существенным результатом данной дискуссии можно считать консенсус большинства исследователей (О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Дука, Н.Ю. Лапина, В.Г. Ледяев, А.Е. Чирикова и др.) относительно необходимости отказа от использования нормативного критерия в определении элиты в пользу аналитического подхода в рамках социологических и политических исследований [Гаман-Голутвина, 1996; Дука, 2005; Чирикова, 2008], что способствовало продвижению в изучении процессов элитогенеза.
Следует признать безусловно продуктивными усилия А.В. Дуки по разработке институционального подхода в политико-социологическом анализе властных элит [Институционализация… 2003; Проблемы институционализации… 2003; Элита третьего пути… 2006]. Институционализацию он рассматривает, во‐первых, как способ обретения новыми властными группами финансового положения, необходимого для создания социальной дистанции, символических механизмов идентификации и демаркации; во‐вторых, как сплочение элиты в условиях разрушения идеологии и механизмов сдерживания конкурирующих групп; в‐третьих, как снижение неопределенности во внутригрупповом и межгрупповом взаимодействии на фоне ослабления традиционных для сообщества нормативных регуляторов. Исследования А.В. Дуки показали, что институциональный фактор связан с общим институциональным дизайном и возникновением структуры институциональных возможностей для появления и закрепления новых институтов. Структурный контекст институционализации властных групп определяет возможности элиты обеспечивать себе легитимизацию, социальную поддержку и социальную базу своего воспроизводства, а борьба за ресурсы выступает необходимым элементом процесса институционализации. При этом монополизация власти является не столько следствием привычки монопольно управлять, сколько необходимостью институционализации элиты: последняя должна структурировать социальное и политическое пространство «под себя». Представляет интерес также выявление в работах А.В. Дуки функций коррупции в процессе институционализации элиты.