Политэкономия войны. Союз Сталина - стр. 22
».
«Ложь-это признанное всеми и чрезвычайно полезное орудие войны, – подтверждает А. Ponsonby, – каждая страна сознательно использует его только ради того, чтобы ввести в заблуждение свой собственный народ, завоевать на свою сторону нейтральные страны и обмануть противника»[138].
Демонизация потенциальной жертвы строится на том, что «в психологии всего живого, – отмечал М. Меньшиков в 1910 г., – существует закон самосохранения; ничто так резко не может разбудить этот инстинкт в народе, как явная национальная опасность…». В случае ее отсутствия внутреннее политическое или социальное «соперничество, не нашедшее внешнего выхода, обращается внутрь и, как всякая неудовлетворенная страсть, вместо полезной работы начинает совершать разрушительную»[139].
Наглядный пример демонизации давал вице-канлер III Рейха Ф. Папен, который утверждал, что «Германия вступила в Первую мировую войну, чтобы помочь своему союзнику Австро-Венгрии в борьбе против славянской агрессии»[140]. «Россия, – вновь и вновь повторял Ф. Папен, – намеревалась начать войну»[141]. «Все это устроила Россия, – повторял начальник германского генерального штаба Мольтке, – и, надо признать, очень ловко»[142]. «Тогдашняя ситуация весьма похожа на сегодняшнюю, – писал накануне Второй мировой Ф. Папен. – В наше время очень многие уверены, что цели мирового коммунизма могут быть достигнуты исключительно военным путем, а потому конфликт неминуем»[143].
Вся ответственность за начало Второй мировой войны должна была пасть на Советскую Россию, точно так же, как за начало Первой – на царскую: «Настоятельной необходимостью, – утверждал канцлер Т. Бетман-Гольвег, – является, чтобы ответственность за возможное распространение конфликта на непосредственно заинтересованные державы пала при всех обстоятельствах на Россию…»[144]. Для Вильгельма II, отмечает историк Д. Макдоно, «свалить все на русского царя стало политическим императивом»[145].
«Прогерманские защитники неизменно указывают, что Германия ведет только оборонительную войну, что она защищает себя, что она защищает Европу от «славянской опасности», от «русского варварства», от «азиатских орд», от… алчного и реакционного правительства. Мне, – отмечал в 1915 г. Ч. Саролеа, – приходилось сталкиваться с этой банальностью русской опасности почти на каждой встрече, на которой я недавно выступал в Соединенных Штатах от имени союзников»[146].
Те же идеи, только в новой трактовке, германское командование использует сразу после падения царизма: 18 февраля 1918 г. Германия разорвала Брест-Литовское перемирие и начала наступление. В приказе, отданном войскам, принц Леопольд, командующий Восточным фронтом, указывал, что цель Германии – не аннексия, а восстановление порядка и подавление анархии: «