Полет орла - стр. 39

– Судьба России должна исполниться. Внесем войну в ее пределы. – После чего он выслушал от своих маршалов отчеты о состоянии дивизий Великой армии, превосходящих мощью всё возможное на земле, и весело добавил: – С такими мальчиками я завоюю весь мир.

12 июня 1812 года, ранним утром, триста польских улан – красавцев и щеголей – на конях переплыли Неман. Это был символический акт вступления «Великой армии» Бонапарта на территорию Российской империи. Как говорится: завоевание началось.

Вслед храбрецам торжествующе гремели трубы, рушилась лавина рукоплесканий, несся восторженный рёв: «Vive l’Empereur!»

Вообще записи очевидцев были самые разнообразные. Например, говорилось, будто польских улан было не триста, а гораздо больше – целый полк, и не все они оказывались такими уж красавцами, так же как и их лошади. Причем сам Наполеон не отдавал столь нелепого приказа (тем более, что через реку заранее перекинули три надежных моста). Однако поляки поплыли верхом на лошадях самовольно, чтобы показать перед великим человеком свое усердие. Несколько улан утонули вместе с лошадьми. Кто-то заметил даже, что Наполеон высказал маршалу Бертье свое неудовольствие по этому поводу, хотя Бертье был здесь совершенно непричем.

Конечно, Бонапарт привык, что его присутствие при начале каких-нибудь массовых передвижений или боевых действий вызывает у людей приступы безумия и восторга. Но все-таки бессмысленная гибель кавалеристов (сорок уланов с конями, кажется) вызвала в нем раздражение. Показалось чем-то вроде дурного предзнаменования, хотя французский император не верил никаким суевериям. С высокого берега он наблюдал, как «Великая армия», вобравшая в себя силы почти всех европейских народов, пересекла русскую границу.

Над переправами пестрели знамена и штандарты кирасирских, уланских, драгунских полков; за дробным топотом кавалерии, дребезжа на неровных бревнах, с тяжким гудом проскакала конная артиллерия; сплошной массой киверов, ранцев и ружей текла пехота. Проходя мимо Наполеона, солдаты поворачивали в его сторону весело скалившиеся молодые лица. Среди золотого шитья, орденов, лент и плюмажей они видели только его приземистую фигуру в сером сюртуке без эполетов и низко надвинутой черной треуголке.

Постояв с полчаса на месте, Наполеон подошел к большому барабану, оставленному барабанщиком возле его палатки. Поставил на него короткую ногу и характерным жестом скрестил на груди руки.

– Avant, – неожиданно сказал он, ни к кому не обращаясь, – tout vient… – Однако парадно разодетые маршалы и адъютанты сделали какие-то торжественные жесты, а его высокий черногривый кузен Мюрат, явно переусердствовавший в украшении мундира золотом, лентами и страусовами перьями, даже снял причудливую шапку с огромным плюмажем, взмахнув ею весьма энергично. Наполеон знал, что Мюрат смельчак и рубака, но не отличается умом и тактичностью. Впрочем, он был теперь roi de Napoli, то есть король Неаполитанский и мог придумывать себе любые причудливые мундиры и головные уборы.