Полет мотылька - стр. 8

Геннадий Павлович осторожно выглянул в коридор. И мысленно возблагодарил судьбу, увидев, что в объятия Потемкина уже попался господин Шпет, которого угораздило выйти в коридор одновременно со стариком. Брызжа слюной, Потемкин что-то невнятно шамкал беззубым ртом, а Марк Захарович Шпет, в котором даже жизнь в коммунальной квартире не смогла вытравить врожденное добродушие и интеллигентность, вежливо улыбался в ответ, пытаясь незаметно высвободить рукав своей спортивной куртки из артритных пальцев старика. Боясь упустить счастливый момент, Геннадий Павлович быстро зашагал по направлению к своей комнате. При этом он с серьезным и сосредоточенным видом смотрел в ковшик, как будто в нем происходил таинственный процесс, результатом которого должно было стать превращение яиц в золотые самородки. Торопливо кивнув на ходу Шпету с присосавшимся к нему Потемкиным, Геннадий Павлович ловко, с первого раза вставил ключ в замок, дважды повернул его и скрылся за дверью. Однако он успел услышать обрывок фразы возмущенного старика Потемкина:

– …И вы считаете это правильным, господин Шпет? Вы считаете это правильным?

– Я ничего не считаю, – пытаясь оставаться вежливым, отвечал на это Шпет. – Полагаю, что если решение принято на государственном уровне, то оно будет выполнено вне зависимости от того, что я о нем думаю.

Добраться до центра Москвы городским транспортом – два с половиной часа в режиме реального времени. В районе коммунальных застроек Марьино-3 ходил только коммерческий автобус, в котором карточка безработного недействительна. До ближайшей остановки муниципального рейсового автобуса идти около получаса. И это при том, что стояли погожие июльские деньки. Зимой же, когда проезжая часть становилась вдвое уже из-за наметенного по обочинам снега, а пешеходные дорожки превращались в узкие тропки, петляющие меж сугробов в человеческий рост, на которых двум встречным разойтись не под силу, тот же самый путь занимал час, а то и больше.

Геннадий Павлович благополучно добрался до автобусной остановки. В том смысле, что не налетел на местную шпану, чувствовавшую себя вольготно в окраинных районах, куда представители службы охраны общественного порядка почти не заглядывали, – разве что патрульная машина по вызову приедет. И с автобусом повезло, – ждать пришлось всего-то минут двадцать. Так что в назначенном месте Геннадий Павлович оказался даже раньше, чем рассчитывал. Все, казалось бы, складывалось хорошо, да только все равно пребывал Геннадий Павлович в состоянии слегка подавленном. В затертом кожаном бумажнике, что прятал он в кармане брюк, лежало всего-то около ста рублей – с учетом того полтинника, что оставил утром Артем. Стыд и позор. Что можно купить на сто рублей? Два больших стакана бочкового пива. Российского. Или один стакан пива и маленькую порцию лобио. Лобио нужно взять непременно. Геннадий Павлович любил это блюдо, и, если на сей раз он от него откажется, друзья, знавшие его как облупленного, тут же просекут, что с Калихиным что-то не так. И само собой, начнут предлагать помощь. А о какой помощи могла идти речь, если у каждого из них положение было не на много лучше, чем у Геннадия Павловича. То, что только он один из всей четверки носил в бумажнике карточку безработного, вовсе не означало, что остальные могли похвастаться внезапно свалившимся на голову благополучием. Геннадий Павлович и сам никогда бы не стал получать карточку безработного, если бы знал заранее, через какие унижения придется при этом пройти. Чего стоили одни только презрительные взгляды сытых, заплывших жиром чиновников, считавших себя вершителями судеб тех, кто приходил к ним с документами на подпись! Но в то время карточка безработного представлялась Геннадию Павловичу чем-то вроде суррогата былой стабильности. Получив на руки маленький пластиковый прямоугольник, он почувствовал, как от внезапно нахлынувшей теплой радости приятно защемило сердце. Он не был выброшен государственной машиной, как ненужный, отработанный материал. Государство помнило о нем. Он получил официальный статус безработного, и теперь все те чиновники, что едва ли не пинками гнали его прочь от своих канцелярских столов, будут денно и нощно думать о том, как бы поскорее устроить господина Калихина на новую работу. Прошло два с половиной года. Работу Геннадий Павлович так и не получил. Зато стабильности было сколько угодно! Геннадий Павлович стабильно получал мизерное пособие по безработице, стабильно был обеспечен жильем в коммунальной квартире, стабильно пользовался причитающимися льготами и стабильно был уверен в том, что карточка безработного до конца дней останется для него единственным средством к существованию, – весьма скромному, но все же достойному существованию человека без особых претензий.