Полет мотылька - стр. 49
Марина со стаканом в руке стояла возле кровати, на которой лежала старуха, укрытая под горло одеялом, делавшим ее тело неестественно огромным и бесформенным. Глаза у старухи были бледно-голубые, почти бесцветные, только черные точечки зрачков придавали взгляду какую-то осмысленность.
– Кто это? – пристально глядя на Геннадия Павловича, спросила старуха.
– Это человек из инспекции, – быстро ответила Марина.
– А что он делал в шкафу?
Не дожидаясь, что скажет на это Марина, Геннадий Павлович ринулся к двери. Марина едва успела отскочить в сторону, иначе бы он непременно сбил ее с ног. С ходу ударив в дверь открытой ладонью так, словно намеревался вышибить ее, Геннадий Павлович убедился в том, что дверь заперта. Рука его метнулась к замку, пальцы зацепились за защелку и изо всех сил рванули ее.
– Геннадий Павлович, ваши тапки! – раздался у него за спиной всполошенный крик Марины.
До тапок ли было Геннадию Павловичу!
Как был, босиком он выбежал в коридор и неровной рысцой припустился в дальний конец коридора, где располагалась комнатка, олицетворявшая сейчас для Геннадия Павловича все радости жизни, какие только мог вообразить себе разум смертного, устремленный в направлении идей, парящих над миром.
Глава 4
Геннадий Павлович не хотел вспоминать тот день. В целом все тогда закончилось, можно сказать, благополучно – он успел вовремя добраться до вожде-ленного места общественного пользования, которое, по счастью, оказалось незанятым. Но воспоминания об унижении, которое ему довелось пережить, еще долго бередили Геннадию Павловичу душу, не давая спокойно спать по ночам и заставляя испуганно вздрагивать при каждом звуке, доносившемся из-за запертой двери. Всякий раз, выходя по необходимости из комнаты, Геннадий Павлович панически боялся встретить в коридоре Марину. Вне всяких сомнений, им было о чем поговорить, – самостоятельно Геннадий Павлович не мог отыскать никакого разумного объяснения тому, что произошло в тот злополучный день. Но зайти к Марине Геннадий Павлович не решался. Когда же он думал о том, что Марина сама может постучать в дверь его комнаты, Геннадия Павловича охватывал безотчетный страх – горло словно резиновый жгут перетягивал, сердце замирало в груди, а шершавый язык прилипал к пересохшему небу. В такие мгновения – по счастью, это были только мгновения – Геннадий Павлович самому себе делался противен.
В день его позора Марина повела себя в высшей степени деликатно. Она не стала подстерегать Геннадия Павловича на обратном пути в комнату. А выглянув через пару часов за дверь – нужно было добраться до кухни, чтобы приготовить что-нибудь поесть, – Геннадий Павлович обнаружил у порога свои тапочки, а на дверной ручке висело полотенце, которое он также потерял во время постыдного бегства из комнаты Марины. Разве мог он после этого разговаривать с ней так, словно ничего не случилось?