Поле мечей. Боги войны - стр. 129
Ожидая, пока Брута вызовут на поединок, Юлий размышлял о цене избирательной кампании. Каждое утро более тысячи человек получали плату за труд в большом доме у подножия холма. Какую пользу они могли принести в тайном голосовании, Юлий совсем не понимал, однако согласился со словами Сервилии о необходимости иметь сторонников. Впрочем, игра эта была опасной, поскольку обилие явных и шумных приверженцев могло создать у граждан впечатление, что кандидат не проиграет и без их голоса. Винить в этой ситуации приходилось систему, при которой свободные жители Рима голосовали сотнями-центуриями. Несколько человек представляли всю группу и имели полное право голосовать от имени остальных. Подобное положение могло принести успех и Бибулу, и сенатору Пранду, на которого, судя по всему, работало не меньше народу, чем на самого Цезаря.
Однако при всех сложностях политической ситуации роль Юлия в разгроме Катилины была хорошо известна всем римлянам. Да и успех воинского турнира не могли отрицать даже враги. Приходилось также признать, что на крупных и весьма выгодных ставках Юлий заработал сумму, вполне достаточную для покрытия части расходов избирательной кампании. Адан старательно вел учет, и оказывалось, что с каждым днем запасы испанского золота неумолимо сокращаются, принуждая задумываться об экономии и даже брать кредиты. Порою суммы долга тревожили, однако в случае успеха все это уже не имело никакого значения.
– Мой сын! – вдруг воскликнула Сервилия.
И действительно, на арене появился красавец Брут, которому предстояло сразиться с Авлусом, стройным воином-южанином, приехавшим в Рим со склонов Везувия.
В сверкающих серебряных доспехах оба героя выглядели просто великолепно. Юлий не смог сдержать улыбку. Брут сначала отсалютовал консульской ложе, одновременно лукаво подмигнув матери, и лишь потом повернулся к зрителям, резким движением приветственно воздев меч. Трибуны ответили жизнерадостным ревом, и соперники легким шагом направились на исходные позиции в центре арены. Рений что-то негромко проворчал, и Цезарь, взглянув на старого гладиатора, не мог не заметить его волнения и напряжения.
Юлию хотелось верить, что возможное поражение Брут сможет перенести с таким же спокойствием, с каким он воспринимал все предыдущие победы. Войти в число восьми сильнейших бойцов воинского турнира и так уже чрезвычайно почетно – настолько, что славы хватит даже на рассказы внукам. Но Брут с самого начала заявил, что непременно окажется в финале. Клясться, правда, не решался даже он, однако в уверенности честолюбивого молодца сомневаться не приходилось.