Покоренные судьбой - стр. 7

Он взглянул на Нино. И на мужчину на полу.

– Он заслужил это, понимаешь?

Я всхлипнула, мотая головой. Я не хотела слышать ни слова. Я просто хотела уйти подальше.

И оказаться в темноте и тишине. Но я не могла уйти сейчас, не сделав того, что должна.

Хотя каждое слово, как шрапнель, застревало у меня в горле, я прохрипела:

– Не причиняй ему боли.

– Почему бы тебе не подняться наверх? – Папа протянул руку. И обменялся очередным взглядом с Нино, который переступал с ноги на ногу.

Возможно, они думали, что я ничего не замечаю. Они ошибались. Я видела все, любую мелочь, какой бы незначительной та ни была. В этом и заключалось, как ни парадоксально, и мое спасение сейчас.

Я отступила еще дальше и вжала нож в свою плоть. Острие пронзило кожу, и я застонала, не привыкшая к боли, но готовая выдержать ее.

Нино снова вскинул руки:

– Дорогая, брось нож.

– Прояви милосердие.

Папа коротко взглянул на мужчину, и по его взгляду стало ясно, что он этого не сделает.

Папа никогда не лгал мне, и сейчас тоже не станет.

– Нет. Даже ради тебя. Пока ты не можешь понять.

Мужчина открыл глаз и посмотрел на меня. Он желал смерти.

– Тогда убей его. Только не причиняй ему еще боли.

Папа посмотрел на меня, потом на мужчину и посуровел. Нино покачал головой, похоже, его раздражала вся эта ситуация, ринулся к мужчине, схватил его за голову и сильно повернул.

Я услышала, как сломалась его шея. Свет исчез из его уцелевшего глаза, но вместе с ним исчезли и ужас и мука.

Я с грохотом уронила нож. И папа с Нино посмотрели на меня так, словно я вот-вот сломаюсь.

Я выбежала из комнаты, ускользнув от папы, и помчалась быстрее, чем когда-либо прежде. Я знала коридоры наизусть, даже в темноте, которая окутывала их сейчас. За последние несколько лет я чересчур часто бродила по ним ночью.

Можно сказать, что электрический свет погнался за мной, когда папа и Нино попытались поймать меня и включили лампы, свисающие с низкого потолка. Но я поворачивала за один угол за другим, не сбавляя скорости.

Их крики эхом отдавались в подвале, преследуя меня.

Слезы жгли глаза, ослепляя. Но мне не нужно, чтобы они это видели. Я бежала и бежала, пока не добралась до подвала под особняком Фабиано и не спряталась в кладовке в большой картонной коробке, которая оказалась наполовину заполнена выброшенной одеждой.

Я свернулась калачиком и затаила дыхание.

Я уставилась в темноту, борясь с тошнотой и пытаясь унять шум в ушах.

Вскоре темнота и тишина вступили в силу, пульс замедлился, а гул в ушах стих.

Сладостное забвение.

В комнате раздавались голоса.