Поклажа для Инера - стр. 50
Я облизал враз пересохшие губы, с силой зажмурился, сжал кулаки. “Пойду!.. Если сейчас, когда одни, не пойду, она будет презирать меня за робость… Надо идти, надо идти. Старики говорят: женщины любят смелых, любят сильных, тех, кто может покорить их… Все, иду!». Но продолжал лежать, боясь даже шелохнуться. “Трус… Иду, иду… Говорят, стоит женщину обнять, стоит ей уловить запах пота разгоряченного, желаюшего ее мужчины, она теряет голову, забывает обо всем… Пора, пошел! Другого такого случая не будет!». Я через силу, словно меня кто-то прижимал за плечи к попоне, сел. В сторону Айнабат смотреть не решился. Опустил голову. “Ну чего я боюсь? Чего?.. В крайнем случае только поговорю, скажу ей все, что хотел… Да, конечно, только поговорю, больше ничего. Надо высказаться, дальше так невозможно: думать о ней, думать, думать…». Сам не замечая как, я медленно – медленно поднялся и, тяжело волоча ноги, пошатываясь, как накурившийся анаши, побрел прямо через пепелище костра.
– Айнабат… Айнабат, выслушай меня и не сердись, – бормотал и сам не узнавал свой охрипший голос. – Айнабат, мне надо… надо сказать тебе…
Сквозь туман в глазах увидел, как в темноте передо мной взметнулось что-то светлое, узкое. Застыло. Ближе, ближе – или это я приближаюсь?.. Туман отступил. Рядом, вот оно, лицо Айнабат – Почему без паранджи? А ну да, на ночь сняла, – белое лицо, а глаза черные, блестящие. Какие огромные!.. И какие красивые!
– Айнабат… я давно хотел… как только увидел тебя…
Руки мои всплывают к этому белому, такому нежному – я вижу все обострившимся зрением, – тонконосому, с раздутыми ноздрями лицу; подрагивающие пальцы мои тянутся прикоснуться к коже женщины, чтобы погладить, приласкать, тогда, может, и она откликнется на мое чувство…
И вдруг – неуловимо мгновенный взмах женщины, как всплеск крыла большой птицы. Пощечина обожгла мне щеку. Тело мое так же мгновенно дернулось вперед – к обидчику, к ударившему меня! – а пальцы, не дожидаясь приказа, уже вцепились в плечи Айнабат, стиснули их, тряхнули, но тут же разжались: какие же они хрупкие, слабые плечи эти!
– Скотина! – невольно присев под моими руками, изогнувшись от боли, выкрикнула с ненавистью Айнабат. – Пошел вон! Какой из мужчин, оставшихся там, на поле боя, был хуже тебя?! – В глазах ее зажглись огоньки бешенства.
Я сжал зубы так, что заныли виски, замотал головой, замычал от оскорбления как от боли и, чтоб не слышать больше ничего, бросился напролом через кусты, обдирая в кровь лицо о ветки.
Пришел в себя только на бархане, где днем Ахмед-майыл предлагал мне избавиться от женщины.