Покидая Саракш - стр. 19
Опять забухали сапоги по перрону, застучали подковки по металлу лестницы. Машинист дернулся было посмотреть, кто там к ним пожаловал, да вовремя спохватился. Еще подумает бандюга молчаливый с пистолетом, что он сопротивляться вздумал и стрельнет. Ох, вот же напасть какая…
В кабину вошел давешний парень, что с автоматом. Машинист узнал его по царапине на правом сапоге, которую почему-то заметил, когда его вязали веревками, еще подумал, что такую и кремом не замажешь. Он почувствовал, как его сзади дергают вверх, мол, поднимайся. Ноги у него от страха не действовали, но его дернули посильнее и поставили на подгибающиеся ноги. Начали возиться с веревкой, руки упали, бесчувственные, как плети. В спину подтолкнули, машинист едва не упал, но крепкая рука удержала. Потом он понял, что толкают его к рычагам и кранам, значит, он им еще нужен. Не будут его сейчас убивать, обрадовался машинист. Охранник лежал на полу, лицом к нему, во взгляде его было отчаяние и страх. Машинист только чуть плечами пожал, что он мог поделать?
– Давай, папаша, заводи паровоз и вперед, – парень ткнул его в спину стволом автомата и машинист шагнул еще шаг, руки привычно хотели взяться за рычаги, но не поднимались. Затекли от туго стянутых веревок. Машинист со страхом, что сейчас могут ведь и убить за сопротивление, медленно повернулся и попытался поднять руки, показать, что они не действуют. Он посмотрел вниз и увидел, что пальцы посинели и вены набухли. Тут появилась боль и он, скривившись, принялся растирать кожу. Бандиты молчали и смотрели на него. Вот же гады, чтоб им сдохнуть, выродки недобитые. Он сразу понял, кто это такие. Ведь напали то они почти в десять, это самое время для выродков. Как власть поменялась, так сразу же все стало неправильно. Раньше все в десять часов были бодрые, солдаты песни орали, гражданские тоже старались не отставать, хотя больше ссорились да дрались. А теперь, как десять утра, так хоть ложись и помирай. И никакие пилюли да витамины, что врачи раздают, не помогают. Первое время свет был не мил, хоть вешайся от тоски. А чего спрашивается тосковать, как была жизнь тяжела, так и осталась…
– Растер руки, папаша? Или тебе помочь? – впервые услыхал машинист голос второго бандюги и по коже мурашки побежали от голоса этого. Низкий такой голос, с хрипотцой. Видно, курит много. Может, это он за старшего тут у них, молодой-то помалкивает. Машинист лихорадочно растирал запястья со следами веревок, стало еще больней, но пальцы уже сгибались.
– Этого привяжи к трубам, – скомандовал старший бандит и машинист, уже сумевший взяться за рычаги, осторожно оглянулся. Молодой подтащил охранника к трубам, тут машинисту под лопатку уперся ствол пистолета и хриплый голос сказал: – Давай, папаша, не тяни, поехали.