Покаяние пророков - стр. 8
Космач поставил лейку с водой, отогнал псов, человек тем временем заскочил на крыльцо.
– Христос воскресе, Ярий Николаевич, – услышал он хрипловатый голос.
Так его звал единственный человек в мире…
– Вавила?.. Боярышня!
– Да я, я это, признал! А думала, не признаешь сразу…
Он мечтал об этой минуте, воображал нечто подобное и все&таки оказался не готов, вместо радости в первый миг ощутил растерянность. Снял и обстучал лыжи, потом взял коня за гриву. Отвел и запер в денник.
В чувство привел его Комендант, вдруг выступив из метели, как черт из коробушки, – вот уж некстати!
– Гляжу, следы свежие по дороге. – Он старался рассмотреть, кто стоит на крыльце под тенью козырька. – Потом слышу – собаки рвут… Я уж подумал, провода снимают!.. А голос вроде один и женский!
– Служба работает, Кондрат Иванович. Вот и гости, не зря звонили.
– Я тебя предупреждал… Ладно, встречай гостью, если что – прикрою, не волнуйся.
Космач взбежал на крыльцо, стал перед странницей.
– Да как же ты здесь? Откуда?..
Крупная, напоминающая волка лайка ощерилась.
– А ты бы не травил собаками да сначала в хоромину пустил и обогрел. Тогда и спрашивал.
За спиной у нее оказалась объемистая парусиновая котомка.
– Прости, – повинился и повел в дом. – Комендант меня смутил… Любопытный.
Держал под руку, чтоб не запнулась в темных сенях о дрова, едва нашел скобку на двери.
В избе она перекрестилась в ближний угол заскорузлым ледяным двоеперстием.
– Мир дому… Слава тебе, матушка Пресвятая Богородица, вот и добралась…
– Как же нашла меня, Вавила?..
Она с трудом стащила с плеч котомку, но из рук ее не выпустила, длиннополую дубленку лишь расстегнула: помогать одеваться или раздеваться даже самому уставшему путнику у странников было не принято – дурная примета. Чужая помощь только покойникам нужна, а пока жив человек, сам и снимет одежды, и обрядится…
– Клестя-малой у тебя бывал, так сказывал, в какой стороне искать.
– Но как ты добралась?
– На автобусе приехала. От дороги пришла…
– В такую погоду? Без лыж?
– Лыжи да все лишнее в Северном оставила, у Савелия Мефодьевича. А он мне дубленку дал, а то, говорит, одеженка у тебя срамная, чтоб на люди… Он захворал, лежнем лежит, так на автобус не проводил. Сама пошла да села – быстро приехала. А здесь, от тракта, версты две токмо, так прибрела…
– Ах ты боярышня моя… Откуда же идешь?
– Из своей стороны иду, Ярий Николаевич, из Полурад… Серка за мной увязался. Сколь ни гнала, сколь на привязь не сажала и у людей оставляла, все одно сорвется и нагонит. Однова неделю моим следом бежал…
В избе только разглядел: лицо вьюгой беленое, глаза со слезинками и губы обветрели, потрескались. Дубленка мужская, черничником крашенная, шапка соболья, высокая, искристая, белым полушалком повязана, на ногах катанки вышитые – наряд позапрошлого века…