Покаяние пророков - стр. 62
– Христос воскресе, люди добрые! – весело поздоровался и поклонился, когда Наталья Сергеевна, схвативши платье, спряталась в ивняке. – Простите уж, что не ко времени явился… Да ведь дело житейское, дорожное…
Космач тоже раскланялся, натянул брюки: вынесло же его в такой час! И ведь наверняка давно стоял затаившись, подсматривал, прежде чем выйти…
Мужичок помялся.
– Лошадки&то твои кормятся?
– Мои…
– Кобылки добрые, особенно гнедая… Ты не ученый ли? А то слух был, идет нынче не один – с женой…
Вести по Соляной Тропе разносились молниеносно и необъяснимо с точки зрения здравого рассудка.
– Ученый…
– Вот и я смотрю… А меринок у тебя прихрамывает, должно, стрелку намял.
– Да есть маленько…
– На ночь в глину поставь, так отойдет.
Космач достал из вьюка пачку винтовочных патронов, но отсчитал всего пять, подал встречному.
– Помолись за путников, божий человек.
У того глаза блеснули радостно: хоть и бродил с дробовиком, но винтовку наверняка имел. И если даже нет, то патроны эти были своеобразной валютой, за обойму давали соболя, пуд ржаной муки или фунт соли
– Благодарствую, – ответил сдержанно. – И помолюсь. А зовут меня Клавдий Сорока. Слышал?
– Конечно, слышал!
На Соляной Тропе его знали все, а известен Клавдий был тем, что ходил выручать попавшихся в каталажку странников. Если кого&то из беспаспортных кержаков задерживала милиция, он приходил в тот поселок, сдавался сам и, когда оказывался за решеткой, невероятным путем выводил оттуда своего единоверца и сам убегал. Он давно был объявлен во всесоюзный розыск, и Космач не раз видел его портреты на пристанях и вокзалах, однако Клавдий не унимался и преспокойно ходил в мир.
– Ну так прощай, ученый муж! – застрекотал Сорока. – Авось еще свидимся! Коли помолиться нужда, так здесь близко камень намоленный есть, Филаретов называется. Больно уж радостно бывает на нем. Ангела тебе в дорогу!
Как только встречный скрылся за деревьями, из кустов вышла Наталья Сергеевна, не торопясь стала одеваться. Космач ничего не сказал ей, лишь ругнулся про себя и начал скручивать подсохшую лодку. Ассистентка же с той поры перешла на «ты» и называла его мужем, со всеми прилагательными, – вживалась в роль.
Когда Космач пришел в Полурады, глава рода Аристарх уже покоился в колоде, и встречал их отец Вавилы, Ириней, встречал как родных: в зимней избе поселил, за один стол со своим семейством посадил. Это могло означать, что стал он теперь главой рода, хозяином, от которого в общем&то будет зависеть успех экспедиции. Только почему&то дивы лесной, Вавилы, не было видно. Точнее, она существовала где&то близко – то засветятся ее огромные глаза в темных сенях, то в прибрежных кустах или буйных зарослях цветущего кипрея мелькнет, как птица в ветвях, но увидеть ее близко, тем более поговорить, никак не удавалось. Пару раз Космач звал ее, чтобы подарки вручить – титановые легкие пяльцы и набор ниток мулине (Вавила любила вышивать) и еще маленький радиоприемник с запасом батарей и часики, – но юная странница исчезала. Однажды он чуть не столкнулся с ней по пути на пасеку, расставленную за деревней на старом горельнике, – несла на коромыслице два деревянных ведра с сотовым медом, под ноги смотрела и не сразу заметила Космача.