Покаяние пророков - стр. 41
– Убирайтесь отсюда! Быстро!
А та, перепуганная насмерть и до крайности возбужденная, обезумела, протягивала листок с иероглифами и шептала:
– Он написал!.. Судьба!.. По собственной воле!..
Тем временем академик расслабился, затих, и наступила звенящая пауза. Даже врач замер и подогнул колени. Потом Лидия Игнатьевна спохватилась, вывела аспирантку из кабинета и, приблизившись к покойному, всмотрелась в его лицо.
Врач тоже опомнился, пощупал пульс, приставил фонендоскоп к сердцу и долго выслушивал.
– Ничего не понимаю… Кажется, он жив.
– Укол! – скомандовала Лидия Игнатьевна.
– Не приказывайте тут! – внезапно рассердился доктор. – Я доктор медицинских наук и знаю, что нужно делать!
– Я не приказываю, – сразу же сдалась секретарша. – Просто приехал профессор Желтяков, которого он так ждал… И не дождался.
– Простите, – так же внезапно повинился врач. – Нервы… Наблюдаю два удара в минуту. Ни жив, ни мертв…
– Может, все&таки инъекцию?..
– Да, пожалуй… Хотя мы лишь увеличиваем муки.
После укола тело академика дрогнуло, появилось дыхание.
– Вы что, медик? – спросил доктор, сворачивая свою сумку.
– Нет, я просто очень хорошо знаю его.
Через двадцать минут академик открыл глаза и вяло огляделся.
– Опять здесь… Я запретил ставить стимуляторы.
– Но профессор Желтяков приехал, – мягко проговорила Лидия Игнатьевна. – Ждет на черной лестнице.
Он заметил пятно на простыне, оставленное выпавшей ручкой, попытался затереть чернила, но только размазал и испачкал руку.
– Оставьте, заменим! – поспешила секретарша.
– Я бы хотел… Эта барышня… аспирантка Елена… Представляете, фаталистка. Самого Фадлана… Пригласите ее ко мне.
– Но на черной лестнице стоит профессор, которого вы так ждали, – напомнила Лидия Игнатьевна. – И подъезжают остальные, кто был вызван…
– Да-да-да… – опомнился Мастер. – Разумеется… Откройте ему и впустите. Вот ключ… И все равно, прошу вас, позаботьтесь о ее судьбе…
Прежде чем наградить академика прозвищем, журналистам основательно пришлось покопаться в архивах, и по отрывочным, косвенным свидетельствам удалось лишь приоткрыть завесу таинственного прошлого. Далекого прошлого – настоящее так и оставалось непроницаемым, непрозрачным, как модно сейчас говорить. Всем было известно, что он мученик сталинских концлагерей, претерпел все вплоть до расстрела, но мало кто знал, за что его приговорили к пяти годам, да еще в пору, когда не было тотальных репрессий, – в конце двадцатых. А статья была известная, знаменитая – 58-5, под которой шли враги народа самого разного пошиба – от мужика, рассказавшего анекдот про Сталина, до членов контрреволюционных заговоров.