Пока ты пытался стать богом… Мучительный путь нарцисса - стр. 20
– Вот! Вот именно!!! – И силы окончательно покинули Ромку, он рухнул в кресло, мрачен и убит – король Лир, преданный любимой дочерью.
Весьма кстати заглянувшая Валюшка нарушила сцену, полную шекспировского трагизма:
– Ромашик, пойдемте ужинать, Лизонька сварила нам какой-то особенный горячий шоколад на десерт. Чего у них там в Париже только не придумают!
На кухне еще долго искрило от напряжения, но чудесная Валюшкина стряпня и горячий шоколад с какими-то таинственными специями сделали свое дело: все потихоньку расслабились, и вскоре Лизавета уже в лицах описывала нам смешные парижские сценки, а мы покатывались со смеху, и отцу опальной императрицы ничего не оставалось, как только включиться в общее веселье.
Лето спустилось на Москву уже в мае, заставив нас дышать раскаленным асфальтом еще до того, как все успели хоть сколько-нибудь насладиться свежей весной. У бедных выпускников мозги и так плавились от нечаянно нагрянувшей любви, тревоги перед экзаменами, а тут еще жара. Но Елизавете все было нипочем: никаких сердечных романов она не планировала на эту трудную экзаменационную пору. Готовилась к поступлению, справедливо полагая, что выпускные экзамены не станут для нее особо сложным событием. Королевамать на этот раз не желала совершать тех же ошибок и до середины августа не планировала никаких далеких командировок и срочных дел. Она курировала внучку, несколько раз в неделю встречаясь с ней уже не в этом «плебейском Бутове», а в ресторанах, в своем кабинете и даже у себя дома, куда она допускала только очень близких людей. Таким образом, Елизавета могла слегка приобщиться к имперской жизни. Она пока не могла разобраться, как относиться ко всему тому, что видела вокруг Королевы. И поскольку ее душа была занята важным проектом – поступлением, она, как Скарлетт О’Хара, решила «подумать об этом завтра».
У Ромки шел период очередного взлета: ему предложили стать редактором одного молодого, но уже популярного издания, и он бегал возбужденный новыми идеями, всклокоченный и потрясающе красивый, как все чем-то по-настоящему увлеченные люди. Его напряжение в отношении дочери погребли под собой гораздо более приятные хлопоты. С матерью он не виделся, что его тоже отнюдь не огорчало. Его вообще не беспокоило ничего, что находилось за пределами суматошной редакторской вселенной. Дома все чаще оставались Валюшка, по инерции хлопочущая у своего домна, хотя кормитьто было уже почти некого, да Катюшка – младшенькая.
– Как Мышь наша? – деловито спрашивала у матери пришедшая от Королевы Елизавета. Младшую называли «мышкой», вполне любя, за хрупкую фигурку и неудержимое желание всегда первым делом найти уютный угол и забиться в него с книжкой, куда бы она не пришла.