Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине - стр. 26

Однажды моя старшая сестра заболела, и доктор прописал ей есть мороженое. Я помню, как все мы были вокруг ее постели, должно быть, ей было плохо, и папа утешал ее, говоря, что ей дадут вкусное мороженое, которое только она одна будет есть. Он взглянул на меня, чтобы увидеть мою реакцию, не завидую ли я из-за того, что не получу мороженого.

Я не была жадной и не особенно любила мороженое, это для меня лично не имело значения, но я не могла перенести такую ситуацию. Я покраснела, глаза наполнились слезами, и, когда это заметили, я заплакала. К моему огромному огорчению, все думали, что я плакала, потому что осталась без мороженого. Они думали именно так, поскольку папа произнес нравоучение на тему, что зависть – это скверный порок, что очень глупо плакать из-за пустяков. Потом последовало утешение: скоро на десерт будет мороженое. Чем больше он говорил, тем сильнее я плакала от отчаяния и стыда. Я так и не забыла его, тот момент тяжелого как свинец детского горя.

Все, что для меня было трагедией, с Наташи скатывалось как с гуся вода, она не раздражалась так легко, как я, и была веселым и непосредственным ребенком. Однажды, когда папа сделал ей выговор, она сказала со вздохом, глядя в окно: «Снег идет» – явно с провокационным намерением. Это было естественно, смешно и очаровательно. Все засмеялись и сказали: «Этот ребенок просто очарователен». Что же это такое – обладать очарованием? В любом случае, я знала, что у меня его нет. Я была из тех людей, которые лишены очарования.

Беспокоясь, что от меня скрывали вещи, имеющие ко мне непосредственное отношение, я была настороже и пыталась узнать как можно больше из того, что говорили взрослые. В нашей квартире, где по русскому обычаю все двери широко открыты, а некоторые даже сняты, легко было найти уголок, в котором можно остаться незамеченным и услышать, что говорят в гостиных и угловой комнате. Я не знала слова «подслушивать» и не думала, что это плохо. Я хотела быть в курсе того, что мне казалось совершенно необходимым знать. И таким образом узнала многое, не соответствующее моему возрасту.

Мне было девять лет, когда я услышала, как в маленькой гостиной несколько раз произнесли слово «разорен», и по доверительному тону разговора поняла, что речь идет о моем отце Ефиме. Мамина кузина сказала: «Он занялся бизнесом и рисковал всем своим состоянием, у него ничего больше не осталось, он разорен». Я не знала, что это значило – разорен. Поскольку слово «раз» по-русски напоминает слова «разбить, разложение, разделение» и все это негативные вещи, то я поняла, что с ним произошло несчастье по его ошибке, но эта ошибка была неизбежна, и он стал жертвой судьбы и поэтому не приезжал больше повидать нас.