Пока дышу. Dum spiro spero - стр. 2
Тело застыло, слабенькие мышцы сведены каменной судорогой такого всеобъемлющего ужаса, что через какое-то время в глазах чернеет, словно он внезапно ослеп. Как будто обрушившийся с этими выстрелами мир похоронил Троя под лавиной обломков. Не оставил ни света. Ни воздуха. Ничего.
«Помогите!» – замирает в горле сухим хрипом. Ни к кому не обращённое, безнадёжное. Кто и кому должен помочь?
…Он бежит бездумно, шарахаясь от редких прохожих с серыми от боли лицами, покачивающихся и стонущих, захлёбывается слезами и страхом, от которого перехватывает дыхание. Отцовский пистолет больно колотит по бедру, утонув в глубоком кармане куртки, купленной мамой «на вырост». Какой-то другой, отчаянно смелый мальчик вошёл в родительскую спальню, вынул оружие из прохладных неживых пальцев отца, натянул цветастое покрывало поверх неподвижных тел и заляпанных кровью подушек до самого изголовья, стараясь не смотреть папе и маме в лицо. Задёрнул шторы и вышел из дома, плотно закрыв за собой дверь. Это никак не мог быть он, Трой. Размазывая по лицу слёзы и сопли, мальчик замирает и беспомощно оглядывается.
У перекрёстка Пятнадцатой Ист и Пёрл-стрит, по которой его возят в школу, на ступенях Баптистской церкви лежит женщина. Рядом неподвижно сидит, свесив с колен руки и низко опустив голову, один из служителей, весь в чёрном. Трой опрометью кидается к нему. Он просто не знает, что ещё делать.
– Сэр? – голос срывается, получается жалко и неуверенно.
Мутные, невидящие глаза на покрытом фиолетовыми пятнами лице служителя смотрят в никуда. Трой видит это, когда трогает его за плечо. Человек просто падает, заваливается набок, мёртво глядя прямо перед собой. И тогда мальчик наконец кричит, выталкивая из груди болезненный ком. Смиряясь с тем, что происходящее – самая что ни на есть реальная реальность. Что все ужасные новости, которые выдавал последние дни не выключавшийся в гостиной телевизор – не телепостановка или очередной сериал, а что-то ужасное, просочившееся с экрана в дом, заставившее маму закрыться в спальне, сгибавшее пополам отца, когда он в последний раз спускался за водой. Заставившее его родителей забыть о том, что у них есть сын… И за своим криком он внезапно слышит другие – близкие и далёкие, надрывные вопли чудовищной боли и жалобный плач отчаяния. Он зажимает уши руками, собственный крик превращается в сдавленный писк и затихает. Трой пятится прочь от нагретых солнцем ступеней, от безразличных мертвецов и упирается спиной в невысокую ограду палисадника. Жёсткий тычок штакетины между лопаток приводит его в чувство. Предметы вдруг обретают резкость, тени – глубину. Жуткие звуки отступают, сливаясь в неясный фон, в котором лишь изредка всплёскивается что-то особенно громкое, какие-то отдельные вскрики, далёкий грохот. Трой судорожно вдыхает через рот и делает несколько неуверенных шагов в сторону своей школы. Туда, где он надеется увидеть хоть одно знакомое лицо взрослого, который непременно ему поможет. Он всё ещё не верит, что эта жизнь кончилась, начинается совершенно другая.