Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга третья - стр. 19
Я сложил письма в чистый конверт и убрал в сундук.
Итак, примем к сведению, что «жизненный морской опыт» имеется в наличии – насмотрелся на моря-океаны, на гавани и корабли, а теперь… Вперёд без страха и сомнений? Ну, положим, без них не обойтись: скользок путь во тьме неведомого. Однако благословите меня вы, Командор и Бакалавр, благословите меня и вы, дядя Миша. Когда встретимся ТАМ, я лично поблагодарю вас за эти старые письма и за внимание, оказанное сопляку на заре туманной юности, за то, что вы не отделались шуточкой или отпиской. Поблагодарю и добавлю, что если в детстве были у меня «эти англичане, Билли Торстоны», то жизнь столкнула с другими, с Роем Росселом, Дуги и Тони, с Робертом-работягой. Да, мы разные, но мы и одинаковые, что кегли. Не знаю, как Рой, а Тони и Роберт имели намерение отдать морю несколько лет, подкопить фунтов стерлингов и завести собственное «дело». Так ведь и наш брат русак шит тем же лыком, особливо во времена новых песен о главном. Кто-то мечтает за рейс-два сорвать куш и удариться в бизнес, а кто-то, как Рой и Стас Варнело, по-прежнему довольствуются морской кашей. Стасу уже за шестьдесят, а он всё ещё не вылезает из морей, ибо море для него – всё. Уверен, Рой из той же породы вечных боцманов, вечных мариманов.
И ещё, дядя Миша, сказал бы я вам, что если бы не «эти англичане», то не вы бы сейчас поджидали меня ТАМ, а я встретил бы вас как старожил по ту сторону Млечного Пути, за которым, увы мне, оказались многие из морских и сухопутных друзей. Они, как «серая лошадка, затерялись в поле», и давно поджидают меня, всё ещё барахтающегося в мутном житейском море.
Эти воспоминания, которые и есть моя жизнь – ибо ничто, в сущности, не принадлежит нам, кроме прошлого, – были со мной всегда.
Ивлин Во
Даугава, на берегу которой совсем недавно стоял я, дум печальных полн, даже цветом, не говоря обо всём прочем, не походила на канал, вдоль которого мчался автобус. Краснели буи на фарватере, за ними чернели голые стволы и кроны рощиц, которыми поросли рукотворные острова, отделяющие канал от залива, на их ветвях о чём-то гортанно договаривалось вороньё, быть может, решившее наконец лететь от родных помоек за бугор, в тёплые страны. Только вряд ли, думал я, глядя, как клонится под ветром жёлтый тростник в бухточке, за которой уже виднелся плавдок, прикрывающий подступы к цехам и причалам судоремонтного завода. Да, вряд ли. Это человек вечно куда-то стремится. Ему не сидится на месте, ему постоянно кажется, что хорошо там, где его нет. И что ему родные помойки? Ему подавай заграничные, с коврами и покрывалами по три фунта за штуку. И Влас, поди, уже сделал свой гешефт, а теперь пропивает в компании…