Поход на полночь. Александр Невский - стр. 6
– Вот, как ты – Александр. Тезка твой. Тоже воитель будет, как Македонский!
Мальчонка глядел смышлено, ни скопища людского, ни клацанья ножниц, коими отхватывали пряди кудрявых его волосенок, ни коня – не испугался. И Поповичу тогда вдруг страшно захотелось так вот держать на руках не княжича, не внука Мстислава Удатного, сына князя Ярослава, а своего дитенка, свою родную малую плоть¸ свою кровь от крови, кость от кости… И думалось, со вздохом, что тогда, что теперь: может, и растут где-то его дети, да он даже и не помнит где. Мало его по свету носило с битвы на пир, с пира на поход, да на сечу… Где там семью-то заводить! Сказано, катящийся камушек мхом не обрастает! Так, на постоях, грехом беса тешил… Может, где и в странах заморских, где воевать пришлось, бегает, вовсе какой-нибудь чёрненький. А может уж и выросло его, Олеши Поповича, потомство, не ведавшее отца. Его семя, разметанное по свету. Иные, небось, и языка славянского не разумеют, и повстречай Поповича, даже и окликнуть его не смогут. Вот не дай Бог, со своим в сече переведаться меч о меч! Как про такое в былинах об Илье Муромце поют, как он сынка своего обасурманенного Подсокольничка в бою повстречал! Щемило у воеводы временами сердце. И подивился он себе – никогда прежде от тоски не страдал, видать, стареть начал, да и пора – пятый десяток лет землю топчет.
А крошечный княжич Александр Ярославич, тогда, месяц назад, крепко обхватив его ручонкой за шею, глядел во все глаза на сотни блистающих либо вороненых шлемов, на красные щиты княжеской дружины, на фыркающих коней. Так и запомнилось воеводе его невесомое тельце и тепло ручонки на шее. Как сажал он княжонка на коня и вел коня вокруг собора, а тот сидел будто клещ, вцепившись в конскую гриву. Куда там – упасть! Сидел – как влитой!
– Воитель, воитель будет! – шло по рядам дружинников. – Вишь, как вцепился – не ворохнется, стало быть, в любой сече уцелеет. Не убьют!
Невольно улыбнулся иссеченный во многих боях, бывший по молодости неутомимым гулякой и бабником, постаревший воевода, вспоминая недавний праздник постригов в Переяславле. Вот ведь что на ум явилось: ни пирование, ни девки, плясавшие всю ночь, а княжонок в длинной рубашонке и собольей княжеской шапке с алым верхом. То, что он не хотел с рук Поповича сходить! Упирался и брыкался, желая сидеть у воеводы на руках. А поутру, когда выезжала малая дружина со двора в поход на Калку, вынесла его мамка на крыльцо, и махал княжонок ручонкой отъезжающим. Будто маленькая птичка на фоне голубых, весенних, северных небес, крошечная ладошка трепыхалась. Так и осталась в памяти махонькая эта, машущая ручонка…