Поход - стр. 22
А несбыточная потому, что такой избушки у него не было, да и редко бывает у охотников. Обычно строят не в проглядном просторном месте, а где хороший крепкий лес, чтоб навалять на стройку, да и избушку стараются скрыть с реки.
Иван надел все слои просохшой до корочковой сухости обутки. И в зудящей слабости спустился на синеющую реку, к оттаявше-чёрным хребтам-берегам и побрёл к снегоходу, чувствуя, как вкачивают в него силы и ветер, и свет, сквозящий сквозь сизую облачность. Снегоход вытащил моментально. Подрубил жердей, раскачал, подсунул под гусеницу. Сучочек под газ – и вся история.
Уехал в избушку, а там на рации Лавр: оказывается, поросёнок, попёрся, несмотря на запрет, и врюхался по щиток. Ночевал у костра чуть не в потеху – «смолёвый пень запалил такой пеклый»! Выудил снегоход непонятно как, снял двигатель, упёр к «пеклому пню», вылил воду, промыл бензином, воткнул на место и вернулся, излучая героизм на полрайона. А ещё и находчивость: в редуктор залил подсолнечного масла! К тому же у двигателя болт крепления отрываться начал, и Лавря случившееся умудрился в свою пользу повернуть: дескать, неисправность предупредил! Отец до поры ничего и не сказал Лавру, только слышал, как старшие его копали. «Слышь, хозяйственный-смекалистый, масло-то смотри потом слей в бутылёк, а то оленины не на чем пожарить будет, а тут заначка!» «А ты какое лил: обычное или очищенное? А то тут один очищенного налил – и копец редуктору!» А Пимен крикнул: «Лавря, ты их не слушай! Шуччего жира натопи и долей туда!» А «Болошимо́» прорезался будто прищемленным тембром: «Ково шуччего?! Медвежьего набей – та́к взревёт, что держись!»
К вечеру синий дым из трубы избушки упруго заломило на юго-восток, и стало неумолимо колеть всё то отошедшее, слабое, что прежде так раскисло, обессилело и расклеилось. А потом и дорога началась, и встреча в избушке со всеми сыновьями, перед дорогой на Ядромо́.
Конечно, не у одного Ивана замирало сердце пред этой дорогой – до того хотелось новые места открыть и освоить. Чуть отравляло, что в них пошарились сейсмики, но мысль была подспудной и неосознанно-староверской – что всё меньше мест, куда не добрался мир. Общего настроя она не портила, тем более сыновья и не глядели так глу́боко, а профилям только радовались: «От так прямики́!»
На сборной избушке обсуждали Лаврин фортель с утоплением «Бурана» – до сих пор непонятно было, как он его вытащил, и, скорее всего, берёг секрет на рассказ. Иван понимал, что парень на самом изломе, переходе от мальчишки в мужичка. Сын действительно матерел, немного даже заигрывался, на́ зуб пробуя близких, и ершел, если с ним говорили «приказательным голосом». Отец дивился, насколько разные люди растут с одного корня, и бабкины слова вспоминал: «Один кедер – сук от земли идёт, а другой нелазовый, как свечка».