Похмелье - стр. 27
- Уже убегаешь? – поинтересовался он.
- Ага, не одному тебе приходится на маникюр ходить. Как это ты от Дон Кихота открестился?
- Нина Васильевна решила, что уделяет мало времени своей маленькой девочке, – хмыкнул мужчина.
- Интересно, когда я вырасту в ее глазах, и почему время мне нужно уделять непременно в каком-нибудь театре?
- А я предлагал ей поехать на дачу, пока последнее тепло. Пожарили бы мяса, за грибами в лес сходили.
- Я - хоть сейчас. А вот мама… Это ты погорячился, дядя Леша. Где мама, а где грибы?
- Это ты, Юлия, свою мать плохо знаешь. В прошлые выходные мы, знаешь ли, набрали две корзины опят.
- Мама ходила за грибами? Ну и ну…
Все еще удивленная девушка распрощалась с коллегами и рванула к парикмахерской. Обязательная программа – маникюр. Необязательная – стильная укладка по случаю выхода в свет. Триста лет он ей не был нужен! Домой прилетела к семи. А в восемь уже начало. Влезла в черный шелковый комбинезон – платья Юлька ненавидела. Достала классическое кремовое пальто.
- Юля, я уже внизу! – позвонила мама.
- Бегу! – запыхавшись, пробормотала Юлька. Эх! Плакали ее кроссовки. Где-то тут были неплохие полуботинки на танкетке…
- Ну, ты чего так долго, Юля? Хоть бы к третьему звонку успеть!
- Прости, мамуля. В парикмахерской задержалась.
Нина Васильевна плавно влилась в дородный поток, и только потом окинула дочку взглядом:
- Тебе очень красиво, когда волосы уложены так – ото лба.
- Спасибо. Я старалась выглядеть прилично.
- На, вот… Губы подкрась. – Мама протянула ей собственную помаду и снова сосредоточилась на дороге. Юлька послушно мазнула по губам персиковым блеском, невольно уставилась на себя в зеркало. Нечасто она себя видела такой. Юля вообще не любила краситься. Ей были неведомы такие понятия, как контуринг, или скульптурирование. А когда об этом принимались трещать девочки в парикмахерской – у нее начинала болеть голова. Юлька не представляла, зачем на лице носить столько штукатурки. Даже Николай, рихтуя машину, столько шпатлевки не использовал, как некоторые дивы, снисходящие до их станции.
- Ты такая хорошенькая, Курочка…
- Ты тоже прекрасно выглядишь, мама.
Юлька с Ниной Васильевной к началу все же успели. Пришлось, конечно, немного потолкаться в проходе, но к моменту, когда приглушили центральное освещение, они уже сидели в партере. Все было не так уж и плохо. По крайней мере, Юлька не уснула, как однажды в опере. А что? Если говорить о постыдных фактах биографии, было в ней и такое. Она тогда почти до утра провозилась с мотором одного Государева человека. Так у них в сервисе называли служащих государственных органов в не самых высоких чинах. Чины повыше к ним на СТО не захаживали. У тех игрушки были дорогими, и, как правило, обслуживались у официальных дилеров. Так вот, у Государева человека стуканул мотор. А поскольку Государев человек априори считает, что ему все должны, то все исправить ему следовало, не медля ни минуты. Вот и застряла Юлька с его машиной почти до утра, потом поспала дома пару часов – и снова на работу. А вечером - опера. И такая она была заунывная! Юлька тихонько сползла вниз по креслу и, тактично прикрывшись веером, засопела. И все было хорошо, пока ее сопение не переросло в легкое похрапывание. В ту ночь ее протянуло, и заложенный нос некстати подвел свою обладательницу. Проснулась Юлька от того, что ее тактично потрепали за руку. Пожилой джентльмен. Иначе этого сухонького мужичка в кремовой рубашке и клетчатой бабочке язык назвать не поворачивался.