Похищенный огонь - стр. 10
– После того, как эта дверь закроется, у Вас будет тридцать минут на разговор с пациентом. Вставать с кресла воспрещается. Передавать пациенту любые предметы воспрещается. Брать что-либо у пациента…
– Благодарю, я знакома с процедурой диагностики, – перебила я. С каждой секундой внутренний голос все громче твердил, что задерживаться не стоит.
Военный кивнул, вбил что-то на панели управления и дверь камеры отворилась. Внутри оказалась еще одна дверь, за которой, уронив голову на ладони и бормоча что-то себе под нос, сидел бывший руководитель научной группы ЦИААТ, профессор Константин Уилсон.
Помещение не отличалась оригинальностью: белые стены, пластиковая мебель и куча камер слежения. Если бы мне было дело до ЦИААТ, я бы определенно заметила, что комнату не вчера оборудовали под наблюдение, значит подобные инциденты уже случались. Но меня это не касалось, зато интересовала возможность поскорее вернуться и получить премию с выходным.
Прошло пятнадцать минут, а профессор так и не смог выйти на контакт. Я конспектировала его повадки, задавала надлежащие вопросы и все больше убеждалась в правильности диагноза.
– Профессор…
На очередной вопрос Константин ответил глухим бормотанием. Я пыталась улавливать смысл, но кроме повторяющегося «они там!» и «убьют!» ничего нельзя было понять. Я даже лица его разглядеть толком не могла, лишь свисающие со лба патлы и кончик седой бороды. Ничего необычного – просто старик в бреду.
Я заканчивала конспектировать реакции, когда на блокнот упала бумажка, сложенная в малюсенький ком. Сначала я решила, что это какая-то соринка, случайно оказавшаяся в моих волосах, но после подняла глаза.
Продолжая бормотать чушь, профессор Уилсон выпрямился. Несмотря на возраст, его светло-голубые глаза горели неистово, источая вполне себе вменяемую осознанность. Он кивнул на мои бумаги.
Значит, записка! Я быстро оценила ситуацию, принимая во внимание запрет на передачу предметов. С одной стороны протокол ясен и с ним сложно спорить, а с другой – это первое проявление сознания в пациенте. Недолго думая, я взяла бумажный комок и показала его камерам. Никакой реакции не последовало, в том числе и от профессора Уилсона, так что я развернула записку.
«Продолжайте задавать вопросы по бланку вслух. Нас слышат, но не видят. Камера на повторе на пять минут» – пробежали по бумаге печатные буквы. Электронная бумага. Почти не отличается от обычной, но запоминает написанное и транслирует, как магазинная вывеска. Мы по ней в школе переписывались.
Я бросила быстрый взгляд на камеры, но спорить не решилась. Любопытство подстегивало подыграть пациенту.