Похищение Европы - стр. 27

– По моему мнению, – сказал брат Феликс, – «старшие братья» скорее знают, чего делать НЕ надо, чем наоборот. Из бесед с их представителями и наблюдения за ситуацией я сделал вывод, что их мир крайне жесток, равнодушен и несправедлив. Господина Бережного германские генералы прозвали Крымским Мясником, но не за какие-то особые жестокости, которыми на войне никого не удивишь (тем более немцев), а за то, что он громит немецкие армии с тем же хладнокровным безразличием, с каким мясник разрубает на куски говяжью тушу. Он будто не воюет, а трудится, в поте лица равнодушно делая свое дело. Предметом его особой гордости является то, что при операциях его корпуса ни один вражеский солдат или офицер не может уйти из расставленной ловушки. (А вот уже за это после битвы под Брянском господину Бережному в вермахте дали второе прозвище – Вестник Смерти).

– Это понятно, – вздохнул перебирающий четки Папа, – но господин Бережной, как и другие военные, будет актуален только до тех пор, пока не закончится война. Нас интересует, что будет после войны, и какой внутренней и внешней политики будет придерживаться Советский Союз?

Иезуит на некоторое время задумался, и в комнате наступила тишина, в которой было слышно только потрескивание дров в камине.

– Предположительно, – наконец осторожно произнес брат Феликс, – внутренняя политика будет значительно мягче, чем до войны. Отношение к законным апостольским церквям и магометанам уже смягчилось до обычного для цивилизованных стран уровня. Такое же смягчение ожидает отношение к частной собственности. Частная собственность будет у них существовать там, где это уместно, а государственная – там, где необходимо.

– И это тоже понятно, – вздохнул Папа, – если превысить некую меру давления, то политическая катастрофа неизбежна. Нашей ли Святой Матери Церкви не знать такой простой истины? Тот, кто пожелает вывести всех еретиков в стране, вскоре начнет искать их среди своих родных и близких…

– Большевики говорят, – сказал брат Феликс, – что революции всегда пожирают своих детей, когда те становятся ненужными.

– Вот именно, – согласился Папа, – ни к чему хорошему революции не приводят, все Савонаролы в истории кончали примерно одинаково. Умереть в своей постели имеет шанс только тот политик, который проводит разумную и взвешенную политику…

– Ваше Святейшество, – неожиданно произнес кардинал Мальоне, – но господин Ленин, хоть и был яростным революционером, умер все же в своей постели.

– Марат, монсеньор Мальоне, – хмыкнул Папа, – в отличие от своих подельников, кончивших дни на гильотине, тоже умер в своей постели, но не думаю, что это была счастливая смерть, направляющая радостную безгрешную душу в небесные чертоги Господа. Во-первых – его смерть все же была насильственной, и ничего радостного в ней не было; во-вторых – за порогом земного бытия его не ждало ничего, кроме ада; и в-третьих – еще при жизни за все его злые дела Господь покарал этого человека мучительной и неизлечимой экземой. Можно сказать, что адские муки для него начались еще при жизни. То же самое и с господином Лениным. Еще при жизни Господь поразил его тяжкой неизлечимой болезнью, из-за которой мозг этого человека разлагался заживо, а смерть была настолько мучительной, что ее можно было счесть началом адских мук… Ну а все те, кто были с ним на революционном пьедестале среди убийц и разрушителей, тоже кончили плохо. Кто умер от пули в затылок, а кто и от удара ледорубом по черепу. Эта революция также пожрала своих детей-разрушителей, а выжили в ней только те, кто выказал способность договариваться ради совместного созидания…. – Папа вздохнул и добавил: – Впрочем, мы несколько отклонились от главной темы разговора. Брат Феликс, скажите – а каково отношение этих пришельцев из будущего к религии и нашей Святой Матери Церкви?