Погром среди ясного неба - стр. 13
– Какие брюки? – оторопела я.
– От костюма тренировочного китайского! Тут такое выдали – в коридор выйти срамно! И бритву!
– Так вы же их в списке не указали… – растерялась я.
– А самой не догадаться? – огрызнулся дядя Вася. – Щетиной оброс, буду вон скоро как Егор Иваныч, – он кивнул на соседнюю кровать.
Старик, лежавший там, повернул голову, и я увидела, какой он бородатый. Борода была окладистая, как говорят – лопатой, и совершенно белая. Волосы тоже были пышные и совершенно седые.
– Ну, до Егора Ивановича вам еще расти и расти, – поддразнила я дядю Васю.
– И то верно, – басом сказал старик, – ты, Василий, скажи дочке спасибо, что пришла.
И вздохнул тяжело. Дядя Вася устыдился и перестал ворчать. Неловкое молчание нарушил тип в халате на голое тело.
– Ай-ай-ай! – взвизгнул он и коршуном набросился на яркое полотенчико, потряс его, восхищенно рассматривая, и, прежде чем я успела выхватить, повязал себе на голову.
– Ну, ты у меня получишь! – рассердилась я.
– Ой, да не трогай ты его, он больной! – Дядя Вася здоровой рукой ухватил меня за локоть.
– Вы все тут больные, – отмахнулась я, – а этот псих, что ли?
– Псих не псих, а малость с придурью, – ответил за дядю Васю старик, – видно, от природы такой был, да еще болтается все время по улице и тащит по простоте своей что плохо лежит. А народ у вас в городе злобный, за копейку готовы человека убить. Вот ему и стукнули по башке бутылкой. А она у него и так слабое место…
– Что, и родных у него никого? – сочувственно спросила я.
– Да все его тут знают как облупленного, он уж не в первый раз сюда попадает, живет напротив, в том кирпичном доме. Пока мать была жива, все-таки под присмотром был. А как умерла она, то совсем пропадает. И в интернат не берут, потому что родня есть. А что за родня? Брат пьет без просыпу, а невестка только рада, что он в больнице, надоел он ей хуже горькой редьки. Тащит из дому, все ломает, портит… Так-то он безобидный… Петюня, – старик зарокотал ласковым басом, – ты отдай девушке полотенце-то…
– Да пускай забирает, – вздохнула я, – все равно изгваздал его…
– Обед! – раздался в коридоре зычный голос, и в палате запахло пригоревшим машинным маслом.
Когда я посмотрела, что предлагают больным на обед, я удивилась, как они вообще умудряются тут выздоравливать, и дала себе слово это безобразие прекратить. Путем несложных вопросов мне удалось выяснить, что питались все трое в основном пирожками, которые продавала тетка в холле больницы. Пирожки приносил дядя Вася – держась за ребра, он все же мог раз в день спуститься в холл на лифте. Петюня тоже был ходячий, но кто ж ему доверит деньги. А пирожки уж тем более, он их до палаты не донесет, по дороге съест.