Погребенные - стр. 21

– За пять лет в университете ты так ничего обо мне и не поняла, Аника Ришар.

В немом вопросе я вздёрнула одну, а затем и другую бровь.

– Я не из тех, кто судит людей. Я ведь приезжий без цента в кармане, забыла?

– Точно! – вдруг осенило меня. – Ты же из Сирии. Ты знаешь арабский?

– Знаю. – От того, как резко и радостно он кивнул головой, очки слетели с переносицы и повисли на подбородке.

– А если я тебе кое-что покажу, сможешь перевести?

Я схватила письмо бабушки, чтобы показать маме, а потом, убегая, машинально сунула его в карман. На то, чтобы собраться с мыслями, потребовалось какое-то время. Я боялась вновь что-то услышать, но ничего не произошло, когда Жерар взял письмо. Вполне обычный клочок бумаги в непропорционально маленьких по сравнению с туловищем руках выглядел совершенно безобидным.

– Чьё оно?

– Моей бабушки или прабабушки. Я не знаю.

Быстро пробежавшись по строчкам, он почесал бороду и повернул голову в мою сторону.

– Ну тут ничего интересного. Она по кому-то очень скучает и ждёт не дождётся, когда на свет появится их долгожданный малыш. Париж, 1968.

– Значит, бабушка.

– Писала она с ошибками. Безграмотная у тебя бабуля.

Я смерила парня гневным взглядом, а сама снова задумалась о том, что почти ничего не знаю о матери своего отца. Имелась ли вообще какая-то связь между ней и тем, что пыталось прогнать меня вчера вечером? Имелась ли вообще хоть какая-то связь между событиями, предшествующими маминому психозу?

– Чёрт, десять утра, – вдруг спохватился Жерар. – Кафе следовало открыть ещё час назад!

– Это же твоё кафе. Тебя никто не уволит за опоздание. Ты сам себе босс.

– Аника, – теперь он говорил с нескрываемой насмешкой, как это делали взрослые, поучая малых детей, – в этом, понимаешь ли, и заключается проблема. Боссы платят на несколько месяцев вперёд. При банкротстве малого бизнеса таких поблажек не будет.

Я размышляла о тяжёлой судьбе Жерара, шлёпая по лужам в сторону Лувра. В провонявшем пóтом чёрном худи и солнцезащитных очках, скрывающих красноту глаз, я походила на типичную уроженку Обервилье. Наконец-то! Потребовались всего полгода и прогрессирующая шизофрения.

Мама по-прежнему не звонила. Я проверяла телефон каждые пять минут, и в конечном счёте вписалась в столб на перекрёстке. Воровато заозиралась, чтобы посчитать, сколько людей видело мой позор. Три автобуса с туристами только-только разгрузили вещи и с интересом на меня глазели.

Я ненавидела этот день. Ненавидела свою жизнь и думала, что на этом чёрная полоса, если не в жизни, то в сегодняшнем дне закончилась. Хуже ведь быть уже просто не могло.