Погребенные - стр. 15
– Значит, вы наполовину египтянка, наполовину француженка. А вы сами бывали на исторической родине отца?
Робинс ничего не записывал, и лишь маленький шипящий диктофон с горящей красной лампочкой напоминал мне о том, что я на приёме. Напоминал о том, что я… не совсем здорова.
– Нет. Мы планировали семь лет назад, но случилась ужасная авария. Я на девять дней впала в кому. Пришлось отложить поездку, а больше не представилось возможности.
– Семь лет назад? С того момента вас начал мучить один и тот же сон? После аварии?
– Верно, – кивнула я, – после аварии.
– Расскажите о своём сне, в деталях.
– Ничего особенного, – теребя заусенец, прошептала я. – Но вряд ли будет корректно назвать это обычным сном.
– Почему же?
– Это не сон. Это забвение, доктор.
– Забвение?
Я поджала губы.
– В последнее время я стала видеть мужской силуэт со странной формой черепа. – Рваным движением я стряхнула пепел и крепко затянулась сигаретой, постукивая ногой. Над головой сгущались тучи, хоть за окном и слепило солнце. – Как будто человеку прикрутили голову собаки.
– Ага, голова собаки, – задумчиво пробормотал доктор.
– Это странное состояние возвращает меня в реальность лишь тогда, когда он или я произносим одну и ту же фразу.
По спине пробежал табун мурашек размером с носорогов. Захотелось обернуться, словно за спиной кто-то стоит. Наблюдает. Слушает. Я посмотрела на нагоняющий жути диктофон и почесала колено. Представила, как через пару лет изо дня в день буду вещать эту к тому моменту заезженную историю в больничной палате для умалишённых, и скукожилась.
Робинс не моргал, глядя на мои руки, а затем резко схватил лист бумаги и стал записывать. Я знала, что там написано ещё до того, как доктор развернул планшет и показал мне мой кошмар.
«Danny ahabi yabi».
– Я правильно записал?
– Не знаю. Это какой-то бред. Я произношу его, но не знаю языка, на котором говорю.
– Может, латынь? – Не сводя глаз с записи, он поправил съехавшие на нос очки.
– Я интересовалась. Только зря потратила целый день. Это не латынь.
– Древний египетский, греческий?
– А может это и не язык вовсе, – пожала я плечами.
– Заклятие?
– Ага. Заклинаю себя угомониться и наконец-то нормально поспать.
Робинс задумался, нахмурив брови. Несколько минут он молча смотрел вперёд, что-то высчитывая у себя в голове, но единственным, что я хотела от него услышать, были слова: «Авария просто повредила ваш мозг. Сон ничего не значит. Просто больная фантазия. Сломанный механизм».
– Не думаю, что это бессмыслица. Навязчивые сны, на протяжении стольких лет повторяющиеся изо дня в день, обычно имеют под собой какое-то основание. Забытое воспоминание из детства, травмирующий опыт.