Погребенные. Легенда о Маат - стр. 49

Сотни тысяч, быть может, даже миллионов теней выплывали из-за горизонта. Вода и вихрящийся песок не позволили мне увидеть эмоцию, с которой Габриэль смотрел на стремительно надвигающееся на нас полчище. Но, уверена, он был обескуражен.

– Что это? – пряча лицо в сгибе локтя, спросила я. – Что это такое?

– Парад смерти, – перекрикивая дождь, ответил Габриэль. – Мёртвые ищут путь на Суд Анубиса. Те, кто не справится, будут навеки обречены скитаться по этим землям. Нам лучше не мешать им. Вставай, я отведу тебя к Анубису.

Я хорошо помнила зал, в котором все собрались. Только вместо восхищения и изумления при взгляде на гранитные стены и потолки, отражающие серебряный свет, тянущийся откуда-то сверху, испытывала тошноту и сильную головную боль, потому что Габриэль попытался разбить мой череп о землю. Тот, к сожалению, оказался крепким, иначе мне бы не пришлось торчать на божественном собрании в божественном мире с божественными божествами, будучи божественно божественной.

Сложив руки между коленей и потерянно глядя в пол, Габриэль сидел отдельно от нас. Мокрая одежда прилипла к крепкому телу, а тонкие губы побледнели.

– Сет! – рыкнул Анубис, ударив кулаком о стол. – Слишком быстро. Они пришли за ней слишком быстро, – он обращался ко всем, кроме меня. Он злился на меня, но ещё больше – на Габриэля, которому попытался сломать руки, когда увидел следы на моей шее.

Исдес и Мафдет вздрогнули и прижались друг к другу, напомнив мне двух перепуганных попугайчиков. Чего нельзя было сказать об Аментет, выкручивавшей и щёлкавшей длинным языком, словно жвачкой. Она наслаждалась, пировала злостью Анубиса и одновременно была единственной, кто сохранял спокойствие. Собственный наряд, вдохновлённый веяниями египетской моды конца позапрошлого тысячелетия, волновал её больше, чем моя перекрученная, позеленевшая физиономия и всеобщая паника.

Моя физиономия – предвестница того, что желудок может не выдержать и извергнуть вчерашний ужин, – вообще никого не волновала. Агрессия Анубиса, которую он вымещал на столах, стульях и нервной системе и без того слишком дёрганных Исдеса и Мафдет, только отдаляла нас от конструктивного диалога и поиска решения, после которого я смогла бы сходить в туалет.

Акер оставался Акером – таким, каким я помнила его всю жизнь: если кто-то и пытался, то потерпел поражение в борьбе за то, чтобы он, наконец, оделся. Я заметила золотые татуировки на его предплечьях, но отвела взгляд раньше, чем вспомнила их значение. Что-то подсказывало, что когда-то между моим худосочным и этим огромным туловищем был секс – поэтому он так странно на меня смотрел.