Погребенные. Легенда о Маат - стр. 22

– Я помню это. Видела воспоминание о том, как перебила половину деревни.

– Одно воспоминание? – Вивиан зловеще улыбнулась. – Когда вера людей в богов ослабла, а их души приходилось отбирать силой, тебе и Габриэлю стало практически невозможно насытиться.

Между плотно переплетёнными пальцами собрался пот.

– Я была жестокой?

На самом деле я хотела узнать, не была ли я такой же жестокой, как и мой отец, легенда о кровожадности которого дошла до каждого современного человека.

– Ты была хаотичной, – подмигнул Дориан, за что получил от Вивиан кулаком по плечу. Я заметила знакомое «заткнись, не начинай эту тему» во взгляде, которым она наградила его следом за пинком.

– Хаотичной?

– Исида называла тебя обличьем хаоса. Она твердила, что от семени бога войны не могло прорасти что-то хорошее. Для неё ты была хаосом и предвестницей. – Под недовольный взгляд сестры Дориан не сразу решился договорить то, что хотел.

Мне пришлось уточнить:

– Предвестницей чего?

– Предвестницей гибели всего пантеона, – неуверенно и с опаской прошептала Вивиан.

– «Сет пал, но на его место придёт та, что вернёт миру его истинное обличье – хаос. Нехех», – напел он.

– «Нехех»?

– Это значит, что всё циклично. По мнению Исиды, ты была частью цикла Сета, своего отца. Его продолжением. Частью его плоти.

– Помимо меня у него были ещё дети? Вивиан кивнула.

– Ни я, ни Дориан, ни даже Габриэль не застали их. Но во времена великой войны они сражались на стороне твоего отца. От их рук и рук их отца пала большая часть старого пантеона. Из тех, кто помнил Ра, остались лишь Птах, Бастет и Анубис. Те, кто сейчас заправляет всем в Дуате, родились во время или после войны.

– Птах – самый древний и опасный. Но он перебежчик, в начале войны выступавший на стороне Сета. – На губах Дориана дрогнула странная улыбка.

Часть мозга, отвечающая за анализ порой примитивных, порой до бесконечности сложных чувств, остановила свою работу. Я вновь ощутила знакомую пустоту, обычно накатывавшую по утрам после очередного кошмара: короткий, но болезненный момент, когда тело бьёт крупной дрожью, а мозг пытается справиться с ещё одним видением, зная, что оно далеко не последнее.

– Знаешь, хоть я и оставалась в трезвом уме последние столетия, мне тоже кажется, что всё это сон, – словно прочитав мои мысли, хмыкнула Вивиан.

И я могла поклясться, что это был второй раз, когда она говорила искренне, раздобыв эту правду в самых тёмных уголках своей души. Первый раз это случилось по дороге к тётке Аники Ришар. Тогда она сказала: «Я вся в его укусах». Ни до, ни после Вивиан не говорила о своих чувствах. До этого момента.