Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей - стр. 52
Самое удивительное – это то, что паршивец не врет. Конь действительно его.
Не знаю, не знаю. Кому-то он и до него принадлежал, скажешь нет?
Во всяком случае, не этим мексиканцам.
Конечно. Только хрен он кому что докажет.
Ролинс сунул нож в карман и стал оглядывать шляпу – не застряли ли в ней колючки, потом заговорил:
Красивая лошадь все равно что красивая женщина. Хлопот больше, чем удовольствия. А нормальному мужику нужна такая, чтобы от нее толк был. Чтобы работу свою знала.
Это ты где такое почерпнул?
Не помню.
Джон-Грейди сложил нож, потом сказал:
Однако просторы тут – будь здоров!
Это точно. Места хватает.
И ведь бог знает, куда исчез пацан-то.
Исчез-то исчез. Только я щас скажу тебе то, что в свое время услышал от тебя.
Ну?
Мы об его костлявую жопу еще спотыкнемся.
Весь день они ехали на юг по широкой равнине. Только к полудню нашли наконец воду – жалкие илистые остатки на дне большого саманного корыта. Вечером, оказавшись на седловине невысокого хребта, спугнули из зарослей можжевельника почти безрогого теленка белохвостого оленя. Ролинс выхватил из седельной кобуры мелкашку, вскинул к плечу, взвел курок и выстрелил. Стреляя, он отпустил поводья, и его конь встал на дыбы, потом отскочил в сторону и остановился, мелко дрожа. Ролинс спешился и пошел туда, где видел оленя. Тот лежал в луже крови. Пуля вошла в основание черепа, и глаза животного остекленели. Ролинс выбросил стреляную гильзу, вставил новый патрон, опустил большим пальцем курок и посмотрел на Джона-Грейди, который подъехал, ведя под уздцы коня Ролинса.
Выстрел что надо, сказал Джон-Грейди.
Просто повезло. Я даже толком не целился.
Все равно здорово.
Подай-ка нож. Ну, если мы теперь не наедимся оленины, считай меня китайцем.
Они быстро освежевали тушу и повесили на можжевеловый куст, чтобы чуть охладилась, а сами пошли за дровами. Развели костер, нарубили жердей и рогатин, потом нарезали мясо полосами и развесили на жердях подкоптить. Когда костер стал догорать, Ролинс насадил куски филея на две сырые палочки и пристроил их на камнях над угольями. Друзья сидели смотрели, как жарится и коптится мясо, и вдыхали дым от жира, который с шипением капал на угли.
Джон-Грейди встал, расседлал и стреножил лошадей, отпустил пастись, а сам вернулся к костру с одеялом и седлом.
Вот, смотри, что я принес, сказал он.
Что? – удивился Ролинс.
Это соль!
Вот если бы еще и хлебушка!
И кукурузы, и картошечки, и яблочного пирога!
Ладно, завязывай.
Ну что, мясо-то готово уже?
Сядь и замри. А то, если над ним стоять, оно никогда не зажарится.