Поговорим о деменции. В помощь ухаживающим за людьми с потерей памяти, болезнью Альцгеймера и другими видами деменции - стр. 13

Если бы только я могла объяснить всё это Пегги, пока еще не было слишком поздно… Но случилось так, что она сама стала моим учителем. Ценой собственной жизни она показала мне, как самоотверженный человек в своей заботе о близком взваливает на себя слишком много, отказываясь просить и принимать помощь. Такой человек будет делать всё возможное, чтобы до конца исполнить долг перед больным (например, брачное обещание быть вместе в болезни и в здравии), – и даже то, что окажется ему не по силам.

История Пегги как раз об этом, и она попала в точку – прямо мне в сердце. Дело в том, что Пегги – моя мама, бабушка моих детей, наш семейный герой. Именно потому, что это случилось в моей жизни, мне так хочется донести до каждого, кто ухаживает за человеком с деменцией, – будь то родственник или профессиональная сиделка, – как важно заботиться о самом себе. Я также стараюсь делиться опытом и давать ухаживающим советы о том, как лучше помочь человеку, который теряет память. Поддерживая, вдохновляя и подсказывая путь, я мечтаю внести надежду и свет в беспросветность деменции.

Первые симптомы были едва уловимы и проявлялись редко. Коварная болезнь Альцгеймера, разрушающая разум своей жертвы, подобралась незаметно и начала понемногу забирать у меня маму. Болезнь Альцгеймера – хитроумный и лукавый враг, который вторгается в вашу жизнь без объявления войны, не докладывая о планах своих завоеваний. «Наверное, это просто возраст», – подумала я, когда начала замечать первые изменения. Именно тогда я вступила на путь отрицания маминой деменции, убеждая себя: то, что в действительности было признаками болезни, – лишь временные неприятности, и «в целом ничего страшного». Однако со временем ухудшение ее состояния становилось всё более заметным. Мама уже не могла справиться с привычными делами, которые прежде не вызывали у нее затруднений: ей всё сложнее давалось поддерживать общий разговор за обедом, она была не в состоянии сосредоточиться, выполняя простую работу по дому. Например, убирая со стола после ужина, она могла оставить на нем грязные тарелки или забыть поставить остатки еды в холодильник, что было совсем на нее не похоже. И всё же я слышать не хотела о том, что это деменция. Ведь память у нее всё еще была неплохая!

Да, периодически кратковременная память подводила маму, зато она в мельчайших подробностях помнила давние эпизоды из своей жизни. К тому же часто она с прежней охотой бралась за привычные дела, требующие большого внимания, и успешно с ними справлялась, могла легко поддержать беседу. Но стоило мне в очередной раз вздохнуть с облегчением, как я замечала, что мама мучительно подбирает слова, пересказывая только что прочитанную в газете статью, путается и зацикливается на деталях, пытаясь сформулировать мысль. Вначале маме удавалось компенсировать свою забывчивость: она то меняла тему разговора, то находила аналог забытому слову или ускользающей мысли. Замечая подобное, я убеждала себя, что это просто секундное помутнение: подумаешь, с кем не бывает! Но позже ей стало трудно смотреть телепередачи даже с самым простым сюжетом, следить за ходом событий и понимать происходящее. Даже тогда я продолжала всё отрицать: «Мама просто устала». Или: «Наверное, у нее проблемы со слухом, вот она и не слышит телевизор». Я изо всех сил гнала от себя мысли о деменции и твердила, что это временное, нужно лишь немного подождать – и оно «само пройдет». В то же время меня преследовал мучительный страх перед новыми, уже неоспоримыми доказательствами болезни. Моменты «просветления», когда мама казалась мне прежней, я старалась использовать как подтверждения того, что мое отрицание оправданно.