Поэзия зла - стр. 15

– Мы в очереди, но с отставанием. Беру на заметку: идти в лабораторию самой и не вылезать оттуда, пока наше тестирование не получит приоритет.

Лэнг лишь хмыкает. Он такой. Приберегает свой накал для более подобающих случаев – скажем, мест преступлений, где требуется соблюдение условностей, которые он ради достижения результата пускает побоку.

Далее при просмотре я обнаруживаю в расследовании существенный пробел, который необходимо устранить. В ходе нескольких звонков договариваюсь, чтобы патруль проделал нечто, видимо, упущенное Робертсом на ранней стадии: запрос о добровольной сдаче ДНК всеми, кто присутствовал на том вечере поэзии.

– Как! – удивленно восклицает Лэнг, когда я наконец прячу трубку. – Робертс что, не взял ДНК? По мне, так это вообще должен быть первейший шаг.

– Представь себе, – отвечаю я, – действительно не взял. Даже не знаю, как он мог пропустить этот этап.

– Вот видишь. Значит, работка проделана не так уж и виртуозно. Может, Робертса что-нибудь отвлекало? Детектив ведь может быть не только чистым, но и грязным…

Это что, снова намек на моего отца? Ладно, сейчас об этом лучше не надо.

– Не знаю, что происходит с Робертсом, но что-то здесь не вяжется.

– Ты видишь в нем нашего убийцу? Из-за того, что он коп?

– Которого ты только что обозвал «грязным».

– Грязный – это одно. А монстр – уже другое. Мы все равно ищем профессора. Ты сама так сказала.

– Вообще-то так сказал Робертс.

– Робертс-Шмобертс, – огрызается он.

– Улики сделают свое дело – выведут нас к убийце. Первым делом нам нужны образцы, чтобы сопоставить их с ДНК на стаканах. И когда мы вычислим того профессора – а это так или иначе произойдет, – нужно будет доказать, что он присутствовал на том мероприятии. А это у нас получится как раз за счет его обособленной ДНК.

– Будем считать, процесс запущен. Только подозреваемый пока не на виду.

На этой ноте Лэнг сворачивает к подъездной дорожке укромного дома из буроватого кирпича – по всей видимости, жилья Робертса.

– Что-то мне не по себе, – признаюсь я, нервно запихивая папку возле сиденья. До двери даже не дотрагиваюсь.

– Оно понятно: ты же девушка, – бросает Лэнг просто потому, что эта шутка меня бесит. Да, партнеры чем-то напоминают братьев и сестер – по крайней мере, так говорят. У меня никогда не было ни тех ни других. Есть просто дылда, которого я называю Лэнгом потому, что это его бесит.

– А еще потому, что Робертс в беде, – добавляет он. – Это буквально витает в воздухе.

Открывает дверцу и выбирается из машины.

Я двигаю следом, а по бедру меня ритмично хлопает сумка с дактилоскопическим набором, которую лучше было оставить в машине. Это не место преступления, но чутье как будто подсказывает мне, что она мне понадобится. Мы уже на подходе к двери, когда в кармане куртки у меня звонит сотовый. Я хватаю трубку в надежде, что это шеф с какими-нибудь вестями о Робертсе, но на определителе значится имя матери. Первый ее звонок за сегодня (просто чудо, учитывая, что, с тех пор как я снова вышла на работу, она названивала мне по три раза в день). С легким уколом вины я нажимаю на сброс звонка. Но мать уже пробудила воспоминания о той ночи, когда был убит отец: он стоял передо мной, а я винила его во всех грехах перед значком. В ответ он обложил меня «напыщенной сукой-всезнайкой». Это были его последние слова, адресованные мне в этой жизни. Спустя секунду грохнул выстрел, и отец рухнул прямо на меня.