Размер шрифта
-
+
Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского - стр. 29
Кдарлао́мер здесь днями жирел,
здесь млел он, толстый, лоснясь от пота!
Кричал я ему: «Война, война!»
От криков моих дрожала стена.
Вышел он, услыхав о войне,
и, как бедуин, улыбнулся мне:
«Зачем война? Лучше союз.
Нет выгоды в бунте. Оставим споры.
Разве для мира и братских уз
нужен забытый меч Бар Гиоры[58]?
Лучше Заккай[59] и ученье его…»
Потому – не изменится здесь ничего.
«И вот, повеял от этих слов…»
И вот, повеял от этих слов,
как от проказы, запах распада.
Но говоривший не был суров,
чтобы услышали все, кому надо,
голос пастыря, чьё богатство —
благо паствы своей и братство…
И вот, тяжёлый гнилостный дух
у этих ворот почуял мой нюх,
но в горле зажал я желчи комок,
и в собеседника плюнуть не смог.
Вкрадчиво он говорил со мной,
и в страхе, как будто я волк лесной…
И я повернулся к нему спиной.
«А горечь бессилья и вдовьих слёз…»
А горечь бессилья и вдовьих слёз,
как коршун, вьётся над нашим краем.
Разве я волк? Я дворовый пёс,
который будит уснувших лаем.
«То, что не видно глазу…»
То, что не видно глазу,
и даже лопатой не взрыто,
пёс обнаружит сразу:
то, что в пыли вторую
тысячу лет укрыто.
Поэтому он скулит,
и землю роет, тоскуя,
прислушиваясь и чуя,
потому что у пса – болит.
И будет месить он грязь
в том месте, где кровь лилась.
А тот, в чьей правде прорехи,
сидит в своём уголке:
домашний халат – доспехи,
перо – словно меч в руке…
Плетёт он крепкую сеть
для рыб речных постоянно.
Искоса любит смотреть
на всех, подобно баклану…
И воет, ощерившись весь,
пёс:
ангел смерти здесь!
«Лучше буду родные стены…»
Лучше буду родные стены,
словно преданный пёс беречь,
даже если, благословенный,
станет дождь мою спину сечь!
Лучше буду, фальшь отвергая,
неуёмным пророком-псом
волноваться, рыча и лая,
и родной будоражить дом,
чем стеречь, хотя бы минуту,
удручённых евреев галута[60]!
Лучше буду снова и снова
спящих братьев лаем будить,
чем в тени креста золотого
среди римских дворцов бродить!
Лучше буду я псом в Сионе,
в этой бедной стране больной,
где сидит Самаэль[61] на троне,
и народ ему служит мой.
Тут моё пророчество взвесят,
как товар на базаре, тут
вместе с истиной ложь замесят,
тут камнями насмешек бьют.
Ибо жив в Сионе лукавый
дух Бердичева и Варшавы[62].
Но когда страна на изломе,
сердце родины – как утёс…
Не пророк я здесь, в моём доме —
я всего лишь дворовый пёс.
«Что делаю я в низине?…»
Что делаю я под оливой
в тени замшелых надгробий?
На родине мне тоскливо:
ищу я в земной утробе
царей и героев скрытых,
осмеянных и забытых.
Пророчество – вопль немой:
Страница 29