Размер шрифта
-
+
Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского - стр. 14
Полны ароматом бальзама?
Поник ли главою лес кедров Ливана,
Иль высится гордо и прямо?
Нисходят ли жемчугом росы Хермона,
Иль падают в землю слезами?
По прежнему ль светлый поток Иордана
В долине журчит меж горами?
И тучи, как ночь, расстилаются ль так же
Над склонами, дню в укоризну?
О предках моих спой мне, ласточка, песню,
О павших в боях за отчизну!
Скажи мне, что теплятся древние всходы,
Моим орошённые потом;
И я расцветал на свободе когда-то,
Но вяну и гибну под гнётом.
Скажи мне, родная, о чём тебе тайно
Шептали кусты полевые?
О том ли, что грезят, раскинувшись лесом,
Шуметь, как стволы вековые?
А братья мои, что в слезах засевали,
Колосья срезают ли с пеньем?
Будь крылья, и я б полетел любоваться
Миндаля и пальмы цветеньем!
Но здесь не могу, в этом крае печальном,
Как ты, петь в весеннюю рань я,
Лишь горестный плач от меня ты услышишь,
Лишь траурный вопль и стенанья.
И что мне поведать тебе, дорогая,
В предутренний час у порога?
Что муки мои и несчастья всё те же,
Лишь стало их больше намного?
Вернись же обратно к отрогам скалистым,
Лети же к пустыням и зною!
Ведь если жилище моё не покинешь —
Рыдать будешь вместе со мною.
Но нет в бесконечных слезах утешенья,
И сердце они не излечат;
Так много страданий, что взоры тускнеют
И прежние искры не мечут.
Нет сил больше плакать, иссякли надежды,
Конца нет тоске и унынью…
Привет тебе, ласточка! Пой, дорогая!
Ликуй под весеннею синью!
Очи
Там, в тени дубов косматых,
Заблудившись в чаще,
Повстречал и я впервые
Взор её манящий.
Солнце поздними лучами
Меж ветвей светило;
Словно горсть монет бросая,
Листья золотило.
Шла в лесной тени – красива
И лицом и станом;
И закат мерцал на косах
Отблеском багряным.
Опускались блики света
И у ног мелькали;
И тогда в глазах, как звёзды,
Искры засверкали.
И она остановилась,
В тишине застыла;
Очи чёрные – два угля
Пламя охватило.
Как они сияют, Боже,
И горят, и точат!
Этот взор её волшебный,
Что сказать он хочет?
Но змеиным обернулся
Взор её оскалом;
Стал свирепым ликом кобры,
Ненасытным жалом!
Жгучий яд в меня вливает,
Жаждет моей плоти;
Сгинь же, демон! Ша́ддай, Шаддай[22]!
Ли́лит[23] на охоте!
И пропал коварный призрак!
Только с этой ночи
Всё следят, следят за мною
Очи… Ах вы, очи!
Песнь Израиля
Я Богом Всесильным не избран для брани,
Дух брани и кровь не приемлю душою;
Ни трубы, ни крики в воинственном стане —
Не саблю, а лютню ношу я с собою.
Но счастлив герой, полный доблести львиной,
И молот ему по плечу и секира;
И горе поэту, чьё сердце пустынно —
Не может глухих пробудить его лира.
Так звонкая песня Израиля стала
Тоскливым напевом страдающей плоти,
Заброшенной в плесень сырого подвала,
Страница 14