Размер шрифта
-
+

Поезд Ноя - стр. 14

– Как это в единоличное? – изумление деда было таково, что даже испуг прошел. – Озеро – оно же это… Общее. Это ведь как лес, как воздух!

– Ты ваньку не валяй. Эсэсэсэра давно нет. Частная территория, значит, частная. А вы нарушили. Стало быть, протокол и штраф.

– Да какой штраф! Какая такая частная! – заволновался дед Степан. – Это же Щучье озеро, полгорода сюда, считай, бегало. И я пацаном купался – здесь и плавать когда-то научился.

– Значит, отплавался, жук-плавунец, – голос у охранника звучал все так же скучно. Казалось, детина еще толком не проснулся.

– Вот, значит, как! Выходит, уже реки с озерами начали воровать! – дед ощутил закипающую обиду. – Отъели, понимаешь, хари… Ни горюшка не знали, ни войн с голодухой, ни работы настоящей, а туда же… Хапальщики!

Не произнося ни звука, детина сильными пальцами взял деда за сухонькое плечо, без усилий развернул. Он словно рассматривал деда со всех сторон – как пойманную муху.

– Ты чего? – дед Степан попробовал освободиться, но не сумел. – Чего хватаешь?

– Ничего, – все с той же равнодушной ленцой охранник отвесил старику мощного пендаля. Если бы не шлагбаум, старик наверняка растянулся бы на дороге.

– Короче, так, шустрые. Чтобы я больше вас здесь не видел, уяснили? И ты, малый, вали. Оглох, что ли?

Чтобы перебраться на вольную дорогу, им пришлось вновь пригнуться под полосатым брусом. Получилось обидно – словно поклонились напоследок хозяину и баю. Дед чувствовал, как гудит согнутая спина, как стремительно разгораются лоб и щеки. Сердце скачками металось из левой грудины в правую, обморочно ухало глубоко вниз.

– А бить-то за что? – он строптиво развернулся. – Прав таких не имеешь!

– Это разве – бить? Это так – легкая вздрючка для памятливости, – охранник криво улыбнулся, и эта его улыбка окончательно взбесила деда.

– Ничего! Недолго тебя губенки-то кривить! – он тряхнул удочками. – Ох, недолго! И жалобу куда надо напишем, и меры примем!

– Это всегда пожалуйста. Пиши, шелудивый, сколько хочешь.

– Ну, вспомянешь нас еще! – деда затрясло. – И сковорода тебе будет с пеклом, и прочие радости! Заречешься тогда улыбаться!

Нужные слова на ум не шли, в волнении дед никак не мог изобрести оскорбления повесомее.

– Стоит – улыба-ается! – деда словно заклинило. – Точно осчастливил кого. Пакостит людям – еще и улыбается…

Кадык на его тощей шее сновал вверх-вниз, точно кабинка лилипутского лифта. Почему-то именно этот мечущийся кадык более всего перепугал Юрика. Лифты – они ведь даже в большом человеческом мире застревают и падают, а дед был старенький, и волноваться ему категорически воспрещалось. Да и всем стареньким лучше не кричать и не волноваться – это Юрка из рекламы узнал. И в газетах, которые покупала мама, так вроде писали…

Страница 14