Поезд М - стр. 22
Я испытывала столь драматичное чувство единения с Вегенером, что даже не заметила нарастающего ропота. И вдруг разгорелся спор об обоснованности моих предположений.
– Он не споткнулся на снегу.
– Он умер во сне.
– Вообще-то это не доказано.
– Его похоронил проводник.
– Догадки.
– Тут вообще одни догадки.
– Это не предположения, это прогнозы.
– О таких вещах нельзя строить предположения.
– Да никакая это не наука, это поэзия!
Я ненадолго задумалась. А математические и естественнонаучные теории – что они такое, если не предположения? Я почувствовала себя соломинкой, тонущей в берлинской реке Шпрее.
Какой провал. Пожалуй, в КДК еще ни один доклад не встречали так враждебно.
– Спокойно, спокойно, – сказал наш модератор, – полагаю, пора объявить перерыв; возможно, неплохо было бы выпить.
– Но разве мы не должны дослушать доклад Номера Двадцать Три? – вмешался жалостливый могильщик.
Я заметила, что некоторые члены клуба уже потянулись к столу с напитками, и быстро овладела собой. Размеренным тоном, чтобы удержать их внимание, произнесла:
– Полагаю, мы можем сойтись на том, что последние мгновения Альфреда Вегенера потеряны.
Жизнерадостный хохот моих слушателей намного превзошел все мои затаенные надежды на то, что я смогу развлечь эту обаятельно-занудную компанию. Все встали, а я торопливо запихнула в карман салфетки со своими каракулями, и мы переместились в просторный салон. Выпили по рюмке хереса, наш модератор произнес какое-то заключительное слово. Затем, по обычаю, наш пастор прочел молитву, которая завершилась минутой молчания, посвященной воспоминаниям.
Три микроавтобуса развозили членов клуба по гостиницам. Когда все разошлись, секретарь попросила меня расписаться в журнале учета.
– Не могли бы вы дать мне экземпляр вашего доклада, хотя бы для того, чтобы я приложила его к протоколу? Вступление было очень симпатичное.
– Вообще-то я ничего заранее не написала, – сказала я.
– Но ваши слова! Откуда они должны были взяться?
– Я была уверена, что выловлю их из воздуха.
Она поглядела на меня довольно пристально и сказала:
– Что ж, тогда вы должны снова порыться в воздухе и отыскать что-то, что я могла бы вставить в протокол.
– Ну-у, кое-какие заметки у меня есть, – сказала я, нащупывая в кармане салфетки.
Я никогда раньше не имела долгих бесед с нашим секретарем. Она была вдовой из Ливерпуля, неизменно носила серый габардиновый костюм и блузку в цветочек. Ее пальто было сшито из коричневой валяной шерсти, а голову венчала коричневая шляпка в тон – фетровая, с самой настоящей шляпной булавкой.