Поезд до Дублина - стр. 9
Но за исключением языковых пертурбаций, папа с мамой лишних сложностей не любили. Например, когда Марти была ещё эмбрионом, они были отчего-то свято уверены в том, что родится мальчик. И это Хьюго и Корнелия Уолш, которые обыкновенно ничего на свете не принимали на веру, не убедившись в том, что это так и никак иначе. Единственным, как мне кажется, адекватным обоснованием данному безобразию можно считать ударившие в мамину голову гормоны и замечательное умение этой женщины убеждать папу и в принципе любого человека. Но факт остаётся фактом – новорожденного хотели назвать Мартином. Не знаю, уж не в честь ли Мартина Лютера Кинга (хоть мы и ирландцы) – всякое бывает! – однако железная логика родителей не выдержала форс-мажора в лице появившейся на свет девочки. Папа после такого события принял решение совсем ничему не доверять (а в особенности, маме под гормонами), а мама, недолго думая, решила не морочить себе лишний раз голову и просто переставила в имени ударение. Так ряды нашей армии пополнила Мартин Уолш. «И не надо тут распинаться, что мне было лень, – отнекивалась впоследствии мать. – Красиво же звучит, ну? – и, получив неуверенное «Э-э-э-э-э-э… Да, может быть» в ответ, она довольно заключала. – Так в чём же тогда проблема?»
Из-за, собственного, запоминающегося шарма старших Уолшей любила (или, по крайней мере, знала) вся деревня. А как тут не обратить внимание, когда папа, порой, просиживая штаны с приятелями в центральном пабе, вступал в такие дебаты о мире и политике со стариком Хэмишем, тоже завсегдатаем данного заведения ещё со времён, наверное, самой войны, что все остальные посетители невольно замолкали и оборачивались посмотреть, кто же так нешуточно сцепился в схватке с местным «мудрецом»? Иные даже начинали за кого-нибудь болеть. Но чаще люди, всецело охваченные жаром ожесточённой дискуссии, просто наблюдали за живописнейшей картиной спора, на который они сами вряд ли когда бы решились.
– Если тебе кто-то начнёт затирать о вечном, – в разгорячённом и немного поддатом состоянии учил меня отец, когда мы затем возвращались из паба домой. Меня там знали, потому, вопреки правилам, иногда запускали внутрь, – сначала проверь, так ли это, дойди своим умом. Ты сможешь, ты ведь, Murchú (иногда папа называл меня, как выражался он, по-правильному, то есть по-ирландски), совсем как я, сам чёрт тебя не убедит, что в розетку пальцы совать плохо, пока ты сама не сунешь и не получишь разряд. Мы с тобой на ошибках учимся, и, я считаю, это единственный действительно работающий способ. Ведь дуракам что угодно внушить можно, хоть то, что дорога эта вот, – он ткнул пальцем в усеянную мелкими камешками дорогу, по которой мы печатали шаги, – жёлтая оттого, что солнце на неё светит, и она от него цвет получает. А может, она на самом деле и не жёлтая вовсе. Вот что для тебя жёлтый?