Поезд до Дублина - стр. 46
– А что? – я ухватилась за перила и по-кошачьи изогнулась назад, уставившись на Грейди вверх ногами. – Разве уже девять?
– Так мама… это… обещала, вроде как, курицу запечь.
– И ты молчал?! – спохватилась я и, в считанные секунды вернувшись в прежнее положение, звонко протараторила. – Всё, кто последний – тот завтра заправляет кровати! – и бросилась наутёк с выворачивающим лёгкие смехом.
– Да ты нечестная! – обиженно воскликнул Грейди, обращаясь к моей стремительно удаляющейся спине, но, тем не менее, почти тут же побежал следом. – Погоди меня!
Восторженно ликуя и размахивая руками мы, брат и сестра, неслись вдоль лугов, затем – деревни, всё ближе и ближе к дому. И, сдавалось нам, ничего больше не нужно, только бы были поля, холмы, поезд да родное гнёздышко. Только бы было детское счастье. Время, взросление, перемены – это нам незачем, ведь что они дадут, помимо грусти по ушедшему? Надо жить тем, что происходит сейчас. А всё остальное может подождать.
Глава 8.
В детстве, да и в подростковом возрасте, все свои поступки почему-то трактуешь однозначно.
И совсем с другой стороны открываются они тебе, когда вдруг начинаешь переосмыслять собственную жизнь, уже будучи взрослым.
Безотказная доброта, любовь ко всему живому и неживому, всеобъемлющее милосердие, жгучее желание привнесения света в сумрак окружающего мира… Вот, что, казалось бы, движет детьми. Вот, чем они сами, зачастую даже неосознанно, обосновывают, зачем было совершено то или иное деяние. Вот, чему, пожалуй, и стоит верить.
Но с другой стороны, если база личности твоей на протяжении жизни практически неизменна, сильно ли будут отличаться такие персонажи как ты-ребёнок и ты-взрослый?
В раннем детстве, когда действительно ещё рано и блистать умом, и щеголять собственным вполне сформировавшимся мировоззрением, такое правило, как руководство добротою, всецело работает. Другое дело – это ранние, средние и поздние подростки. Гормоны, эмоции, синтез такой сложной субстанции, как восприятие жизни – всё это, несомненно, влияет и на мысли, и на поступки. Однако суть не совсем в этом. Если память твоя, и в принципе большинство мозговых функций уже работают, и работают стройно, отчего ты должен анализировать мир иначе, чем тот же ты, но уже зрелый?
В двенадцать лет, когда в крови всех моих одноклассников уже давно бушевал американский торнадо, я, затаив дыхание, только предчувствовала наступление неотвратимого смерча. При всём том, жилось мне, как я полагала, на несколько порядков лучше и, если бы меня тогда спросили, горю ли я желанием вступать в переходный возраст, я бы точно одарила любопытствующих недвусмысленным осуждающим взглядом.