Поэты и вожди. От Блока до Шолохова - стр. 17

Была еще одна причина, заставлявшая селиться в Хрущевском переулке, 5, в номерах Гунст. Рядом с меблированными комнатами как прежде, так и теперь, находился крохотный, в один этаж, особняк, появившийся в этом уголке Москвы после 1812 года. Тогда сгоревший деревянный Арбат бурно застраивался сотнями деревянных домов, на каждом из которых ставила свою печать поэзия чистого и гармоничного архитектурного стиля, торжествовавшего в те дни в освобожденной Москве – ампира, позднего классицизма.

Об этом особняке Арбата трудно говорить кратко, настолько богата его история, настолько хороша архитектура, настолько многих великих и славных людей повидали его маленькие стены, слышавшие Льва Толстого, Федора Достоевского, Ивана Тургенева… Не буду обо всем этом писать: судьба дома подробно прослежена в книжке «Особняк за потайной дверью» Александра Басманова, вышедшей в серии «Биография московского дома» издательства «Московский рабочий».

Скажу о том, что связывало особняк с Буниным. Дружба с Екатериной Михайловной Лопатиной, дочерью хозяина дома. Проживавший с 1931 года до последнего времени в этом особняке Юрий Борисович Шмаров, историк, человек интересной судьбы, сделал много для того, чтобы сберечь память об этой достопримечательности города. Поселившись здесь в молодости, он, как истый собиратель и коллекционер, поднялся на пыльный чердак, зная, что там нередко хранятся бесценные вещи и документы. И был щедро вознагражден за любопытство. Нашел он не только старые фотографии хозяйки, а и хозяина – Михаила Николаевича Лопатина. Тайный советник, председатель Московской судебной палаты – он был не только неподкупный судья, известный всей Москве, но и публицист, устраивавший много лет в особняке литературные «среды». Неудивительно, что, живя в насыщенной культурой среде, дочь его Екатерина увлеклась литературой, стала писательницей. Вместе с фотографиями обнаружил тогда Шмаров тетрадь в коленкоровом переплете – дневник. Стал его читать. И вот что из него узнал:

«12 марта 1898 г. Иван Алексеевич Бунин дня через два после того, как я писала в последний раз, в среду уже был у меня. Он у меня постоянно, мы вместе работаем. Мне теперь с ним легко: в наших отношениях есть много поэтического. “Как-никак, а мы артисты, черт возьми, нужно ж, чтобы мы выработали какие-нибудь иные формы”, – говорил он мне».

Их совместная работа в те далекие дни заключалась в том, что Бунин помогал «Катерине Михайловне», как он ее называл, держать корректуру ее выходившего в журнале (а потом – отдельным изданием) романа, советуя при этом сокращать длинноты.